Оглавление:
Международная премия основателю и директору Московской школы политических исследований Елене Немировской
Семинар
Тема номера
Концепция
Дискуссия
-
Ренессанс социального дарвинизма
-
Общественное мнение и демократия
-
Количество качества. Сколько граждан России нуждается в свободе слова?
Свобода и культура
Личный опыт
Идеи и понятия
Горизонты понимания
Nota Bene
Наш анонс
№ 2 (37) 2006
Это странное слово "свобода"

Свобода, глядя беспристрастно,
тогда лишь делается нужной,
когда внутри меня пространство
обширней камеры наружной.
И. Губерман
Поэты всегда немного философы. Именно поэтому им часто удается в виде художественного образа ярко показать суть того или иного явления. Вот и свобода, увиденная поэтом, вдруг открывается нам какой-то неожиданной и в то же время удивительно верной — новой стороной. Кажется, еще немного — и мы сможем прийти к единственно правильному пониманию свободы ...
Понятие «свобода», такое знакомое каждому, при внимательном рассмотрении оказывается весьма глубоким, что создает значительные сложности при его толковании. Философы всех времен и народов вкладывали в него самые разнообразные смыслы, но и по сей день его содержание ускользает от нас: нет такого определения свободы, которое сегодня устроило бы всех.
Перикл: «Считайте за свободу мужество всмотреться в лицо военным опасностям».
Монтескьё: «Одни называют свободой легкую возможность низлагать того, кого они наделили тиранической властью; другие — право избирать того, кому они должны повиноваться; третьи — право носить оружие и совершать насилия; четвертые видят ее в привилегии состоять под управлением человека своей национальности или подчиняться своим собственным законам. Некий народ долгое время принимал свободу за обычай носить длинную бороду».
Трёльч: «Свобода ... представляет собой свободную, сознательную, исполненную долга самоотдачу целому, уже существующему как следствие истории, государства и нации».
Токвиль: «Существует свобода гражданская и нравственная; сила, воплощающаяся в единении всех; сила, которую самой власти предназначено охранять; эта свобода заключается в том, чтобы без страха совершать доброе и справедливое».
Достоевский: «Нет у человека заботы мучительнее, как найти того, кому бы передать поскорее тот дар свободы, с которым это несчастное существо рождается».
Поэт Губерман тонко почувствовал и смог передать нам, что для понимания свободы необходимо осознать и наличие пространства свободы внутри человека, и существование «камеры наружной». Он дал нам понять, что у свободы есть два измерения — внутреннее и внешнее. Внутренняя свобода — это свобода (способность, возможность) человека самостоятельно решать, что ему хотеть.
Это то, что часто называют свободой воли, свободой выбора. Спор о наличии или отсутствии внутренней свободы у человека (свободы воли) идет уже не одно столетие. Дань этому спору отдали очень многие великие философы и целые философские школы. Детерминизм и индетерминизм, дуализм и экзистенциализм, Лютер и Эразм, Кант и Гегель, Лосский и Лакан и многие, многие другие не дали окончательного ответа на этот вопрос. Но его нельзя обойти любому, кто задумывается о способах организации сосуществования людей. Без ответа на этот вопрос — обладает ли человек свободой воли — не может быть построена действенная система организации сосуществования людей в социуме. Более того, она не может быть построена без положительного ответа на этот вопрос.
Любая социальная система, в которой люди взаимодействуют друг с другом, обязательно должна ограничивать произвол в поведении людей. Понятно, что всякое такое ограничивающее требование всегда обращено к сознанию человека, к его сознательной воле. Однако если причина поступков человека лежит не в нем самом, если у него нет свободы воли, если каждый его поступок кем-то или чем-то предопределен, то никакие требования, обращенные к человеку, к его сознанию, к его разуму, не могут повлиять на его поведение и, следовательно, любая сконструированная система организации сосуществования людей становится бессмысленной. Мы сейчас не говорим о том, бессмысленна ли в действительности любая такая система. Мы говорим лишь о том, что если мы отказываем человеку в свободе воли (внутренней свободе), если признаем, что свобода принятия решений ему не принадлежит, что эти решения приходят откуда-то извне, а не являются продуктом его разума, его сознания, то наша деятельность по построению системы организации жизни людей в обществе становится совершенно бессмысленной.
Еще двести лет назад недооцененный до сего дня русский мыслитель, преподаватель Царскосельского лицея А.П. Куницын сказал: «Если бы воля была не свободна, то предписания разума были бы напрасны; ибо в них содержалось бы или то, к чему воля необходимо стремится, или то, чего по природе своей она исполнить не может». Тот, кто берется за какую-либо деятельность в области организации человеческого сосуществования и не хочет заранее считать свой труд бессмысленным, просто обязан признать наличие у человека внутренней свободы. Всем, кто хочет ощущать себя свободным человеком среди свободных людей, совершенно необходимо зафиксировать эту важнейшую характеристику, выделяющую человека из природного мира: каждый человек обладает внутренней свободой (свободой воли).
Необходимо отметить, что внутренняя свобода любого человека ничем не ограничена, ибо любое ее ограничение может быть осуществлено только актом его же собственного сознания, то есть опять же проявлением свободной воли этого человека.
Способность человека к внутреннему выбору, то есть к принятию самостоятельного решения — что ему хотеть, является фундаментальным качеством человеческой личности. Но эта способность не только полезна, но и весьма обременительна. Не зря Ф.М. Достоевский писал, что «свобода выбора — страшное бремя человека». Но только благодаря этим «весьмаобременительным» усилиям, человек может думать, понимать, судить, различать хорошее и плохое. Эти, как и все другие, способности человека совершенствуются тогда, когда человек делает свой внутренний выбор. Тренировка именно этой способности движет человека по пути его развития. Отнимите у человека эту способность делать осмысленный выбор, что специфически человеческого у него останется? Самостоятельно решать, что ему хотеть, — важнейшая составляющая способности человека к выбору вообще.
Но если внутри человека есть его личное «пространство свободы», если он ощущает это пространство внутри себя, то мы можем быть уверены, что такому человеку понадобится и свобода внешняя. Следующим естественным шагом человека после осознания и выбора им конкретного желания является совершение (или не совершение) действий, направленных на осуществление этого желания. В отличие от желаний, возникновению и формированию которых никто и ничто (кроме самого человека) не может помешать, их осуществление предполагает какие-то действия. При осуществлении этих действий весьма вероятно могут возникнуть различные препятствия. Эти препятствия могут быть двух принципиально разных видов. Первый вид препятствий — естественные, никак не связанные с действиями других людей. У человека может появиться желание отправиться в путь. Но на этом пути ему встречается пропасть, перебраться через которую он не может. Человек решил поиграть в футбол, но у него нет мяча. Или человеку захотелось вспомнить стихи любимого поэта, но у него нет нужной книги. Очевидно, что эти препятствия вызваны не зависящими от других людей обстоятельствами. Тем не менее эти препятствия мешают человеку осуществить свое желание.
Есть и второй вид препятствий — те, что непосредственно связаны с действиями других людей. Через пропасть, лежащую на пути человека, есть мост. Но этот мост охраняется, и охраняющие его люди могут и не пропустить человека через него. Какие-то люди собираются играть в футбол. У них есть мяч, есть площадка для игры, но они могут и не принять человека в игру. Любитель поэзии обратился к соседу, у которого точно есть нужная книга, но сосед очень ею дорожит и вежливо отказывает просителю. Эти препятствия зависят от других людей и также могут не дать возможности человеку осуществить свое желание. И те и другие препятствия как раз и образуют, по выражению поэта, «наружную камеру» свободы. Однако нас интересуют только те стены этой камеры, которые воздвигнуты людьми, то есть только те препятствия, которые обусловлены наличием вокруг человека других людей и ограничивающие другой вид его свободы — свободу внешнюю.
Внешняя свобода — это свобода (способность, возможность) действовать в обществе в соответствии со своей внутренней свободой тем или. иным образом, преследуя те или. иные цели. Человек обладает внешней свободой в той мере и постольку, в какой мере и поскольку осуществлению его желаний не препятствуют другие люди. Свободным человека делает наличие у него осознанных им желаний и отсутствие воспрепятствования осуществлению этих желаний со стороны других людей. Ценность свободы для конкретного человека как раз и определяется соотношением его свободы внутренней и его свободы внешней. Недаром говорят, что свободным можно быть и в тюрьме. Одна из древних на Земле религий — буддизм — в значительной степени построена как раз на этом. Уход от общества внутрь себя, концентрация своих желаний в области, не требующей участия общества в их реализации, недоступной для воспрепятствования им, позволяет не только осознавать, но и чувствовать себя свободным или даже абсолютно свободным.
Свобода как воздух. Мы замечаем ее только тогда, когда нам ее начинает не хватать. Свобода кажется нам не нужной или даже становится похожей на ловкий обман, когда кто-то расширяет ее в ту область, в которой у нас нет желаний. Со времени начала перестройки стало больше свободы слова и свободы перемещений, Однако значительная (если не большая!) часть наших сограждан расширения своей свободы практически не ощутила. И тут нечему удивляться: у них нет «непреодолимого желания высказаться и прокатиться». На своей кухне и в 70-е годы у них была полная свобода слова, а что-то писать и печататься им не надо, они считают, что это не их дело. Путешествовать они тоже «не хотят», так как у них нет для этого денег. Вот и получается, что все это для них как бы и не свобода.
Наличие внешней свободы у человека прямо вытекает из существования общества. Стоит только человеку оказаться изолированным от общества, от всех других людей, тут же понятие его внешней свободы теряет смысл. В некотором роде общество первично по отношению к внешней свободе каждого человека. Такое суждение дает возможность утверждать, что общество первично и по отношению к самому человеку. По словам французского ученого XIX века Эмиля Фаге, «общество, в котором мы живем и без которого мы не смогли бы жить, обладает всеми правами. Его право неопределенно, поскольку оно не ограничено ни в принципе, ни на практике, На основании какого права и с помощью каких средств индивид смог бы ограничить право общества? По какому праву? Человек рождается. Кто наделяет его правом кредитора по отношению к государству? При помощи каких средств? Человек одинок. Что может он предпринять против общества, нарушающего его так называемые права? Протестовать? И только. Общество лишь посмеется над ним. Общество наделено всеми правами прежде всего потому, что оно ими обладает, раз никто их ему не давал; а затем еще и потому, что, если бы оно ими и не обладало, на практике все равно было бы точно так же, как если бы оно ими обладало».
Эти рассуждения были бы справедливы, если бы в них разбирались отношения чего-то огромного и монолитного (общества) и чего-то несоизмеримо маленького и постороннего для этой глыбы (индивида). Понятно, что в отношениях с монолитом-обществом человек может либо подчинить его себе (что очень трудно и удается только единицам), либо подчиниться ему (что совсем не трудно, все вокруг так и поступают), либо погибнуть (что очень неприятно). Э. Фаге, упускает из виду одну важную деталь: каждый человек сам является частицей этой глыбы, сплошь состоящей только из таких же частиц, да еще и мыслящих притом. И эта мыслящая частица прекрасно осознает, что «противостоящее» ему общество состоит из таких же, как она, частиц — людей.
А в отношениях с другими частицами — людьми — можно договориться.
На осознание этой простой истины у человечества ушли тысячелетия. Сегодня эта мысль не является откровением. Однако как трудно договориться слабому с сильным, бедному с богатым! Но, может быть, все-таки настал уже момент, когда можно было бы начать договариваться всем?
Если такое предложение будет принято и мы все-таки решим договориться, нам придется принять какой-то принцип (принципы), на основе которого мы будем договариваться. При этом новый принцип должен отличаться коренным образом от действующего уже многие тысячелетия — сильный всегда прав. Придется решить, по какому иному принципу мы будем ограничивать внешнюю свободу, ведь договорный процесс — это всегда взаимные уступки, взаимное ограничение. Принимая решение договариваться, мы уже (по умолчанию) принимаем решение о взаимном ограничении нашей внешней свободы.
Безграничная свобода — это такой же оксюморон, как жареный лед! Безграничная свобода — это отсутствие свободы. Свобода каждого человека должна быть ограничена. Да так всегда было и есть: свобода всегда ограничена — как в любой политической доктрине, так и на практике, Главный вопрос: каким принципом можно и нужно руководствоваться, правомерно ограничивая свободу отдельных людей? Мы — те, кто хочет ощущать себя свободными людьми среди свободных людей, — без труда можем сформулировать такие принципы. Для этого в первую очередь необходимо признать всех других равноправными себе и осознавать себя равноправным со всеми другими.
Все люди, преследуя те или иные цели, должны иметь равные права на внешнюю свободу, то есть свободу действовать в обществе. Если мы имеем равные права на внешнюю свободу, то именно она, внешняя свобода других людей, и есть причина необходимого ограничения моей внешней свободы. Если такую границу между моей внешней свободой и внешней свободой любого другого не установить, то межевой конфликт неизбежен. И тогда опять победит сильнейший. Как и всегда, как тысячи лет назад, так и сейчас! Отсюда второй принцип для достижения договоренности: внешняя свобода человека может ограничиваться только требованием обеспечения такой же, как и у него, внешней свободы других людей.
Кроме требования обеспечения свободы другого человека, никакие иные основания для ограничения свободы кого-либо не допускаются. Но это не означает, что любое обеспечение свободы человека является безусловным и достаточным основанием для ограничения внешней свободы другого. Наличие этого условия только лишь дает возможность рассмотреть вопрос о конкретном ограничении свободы человека. Если же этого основания нет, то вопрос об ограничении внешней свободы кого-либо даже рассматриваться не может! Для окончательного решения вопроса об ограничении свободы мы должны соотнести его с третьим принципом: каждому должен быть предоставлен максимум внешней свободы, совместимый с таким же максимумом свободы каждого другого.
Такое равноправие и есть справедливость.
Человечество, сколько оно себя помнит, всегда мечтало о справедливости. Долгие века люди уповали на то, что придет кто-то и установит им эту справедливость силой или словом. Эти надежды не оправдались и, думается, не оправдаются никогда.
Век Просвещения зародился в недрах европейской цивилизации. Многие выдающиеся люди пришли тогда к выводу, что человеческое сосуществование может быть переустроено на новых рациональных и справедливых принципах. Эти принципы они даже сформулировали. Как умели. Долгие тысячелетия люди считали, что жить можно только так, как они живут сейчас. Следование привычному генетически заложено в каждом человеке. Существование царя земного и царя небесного воспринималось не только как неизбежное, но и как справедливое. И вот пришли Свифт, Руссо, Вольтер, другие талантливые мыслители и не менее талантливые писатели. Они показали, что такой порядок вещей не только не справедлив, но и не обязателен, и уж совсем не вечен. Что каждый человек рождается с правом на жизнь, свободу и со стремлением к счастью. Это в их головах родилась идея нравственной автономии человека.
Эти идеи овладели массами думающих и образованных людей. И очень многие, благодаря обретенному знанию, почувствовали внутри себя пространство «обширней камеры наружной». Именно поэтому та эпоха называется эпохой Нового времени. Великие просветители не дали людям ни сколь-нибудь точного чертежа более просторной «камеры», ни тем более алгоритма процесса переустройства старой. Но омерзительный вид ее стен был нестерпим для них, и они стали разрушать эти стены в надежде на то, что новый проект — уже не камеры, а храма — родится сам собой. В общем, такой знакомый нам принцип: начнем разрушать, а там посмотрим, что получится ...
Однако очень быстро выяснилось, что не все думали и чувствовали, как они. В массе своей народ вообще ни о чем таком не думал, а только чувствовал. Но и среди образованных людей многие и думали, и чувствовали по-другому, и процесс разрушения стен приобрел не менее омерзительные черты, чем сами стены. По первое число досталось и самим застрельщикам. Однако, худо-бедно, через три века после провозглашения идей свободы очень многое из провозглашенного воплотилось в жизнь. Ценою огромных жертв мир стал более справедлив. Однако по-настоящему справедливым он так и не стал.
Сегодня ясно, что сосуществование людей может быть организовано значительно более справедливо, а переход к справедливому обществу может быть организован со значительно меньшими издержками.
Для того чтобы этот тезис реализовать, необходимо выполнить две задачи:
1. Должен быть разработан проект будущего нового дома (а не тюрьмы и не храма), стены которого точно будут ограничивать внешнюю свободу каждого. Важнейшим элементом такого проекта является правовая система, в основе которой лежит конституция.
2. Значительной части людей проект должен быть хорошо известен, и они должны быть готовы этот проект поддержать. Когда эти люди придут на избирательные участки и направят своих представителей (депутатов) в высший представительный орган власти, проект перехода к справедливому обществу сможет войти в стадию практической реализации.
Казалось бы, очень реальные задачи. Для разработки этого проекта уже сегодня есть все условия, кроме главного: желания (потребности) в обществе или хотя бы в образованной его части.
Ведь для начала надо так мало: обрести желание стать по-настоящему свободными людьми и начать договариваться.
