Чтобы подступиться к спорам о постправде, хорошо бы понять для начала, что такое правда. Может быть, если мы поймем это удивительное русское слово, то нам легче будет разобраться в том, что происходит с доверием между людьми и нашим отношением к информации в современном мире.
В русском языке есть слова, которые очевидно похожи между собой, но очевидно же и различаются, выполняя разные задачи. Это, например, «волость» и «власть», «золото» и «злато», «горожанин» и «гражданин». Слова из таких париногда имеют значения пересекающиеся, а иногда совсем далекие. Волость и власть разошлись совсем, а золото и злато — не так далеко.
Почему в нашей большой стране так тесно. И дома, и на дороге, и в транспорте всегда мало места. И земли не хватает. С привязкой к земле, с освобождением от привязки к земле, с обретением частного пространства связаны главные вехи нашей истории, значимые для нас до сих пор, — закрепощение и освобождение крестьян, революция и коллективизация, массовое жилищное строительство и, наконец, раздача жилья в собственность.
Взрывное развитие технологий связи вернуло многим веру во всемогущество коллектива. Романтика совместного действия и радикального переустройства общества вошла в повседневный оборот. Добились этого не левые политики, а идеологи новых медиа, люди разных, иногда противоположных взглядов, объединенные одной страстью — верой в то, что рост блогосферы и массовое распространение сетей, подобных Facebook и Twitter, равнозначны революции Гуттенберга. Действительные перемены в образе общественной жизни, вызванные социальными сетями, до конца не осознаны (возможно потому, что еще не произошли), но их революционность уже проповедана.
Характер процессов и событий, происходящих в совершенно разных сферах общественно-политической и экономической жизни России, заставляет думать об общей их особенности. В чем ее суть?
В школах и университетах нас учили по одним и тем же учебникам. Мы и наши родители ходили в магазины и покупали одни и те же продукты. Мы помним одни и те же 1990-е. Многие тоскуют по одним и тем же 1980-м или 1970-м. Страна — это наш язык. Мы с детства учимся на нем читать, а позже пытаемся на нем говорить. Это наша оптика. У большинства из нас нет возможности надолго уезжать и научиться видеть страну как бы издалека, поэтому мы неизбежно смотрим на мир через Россию, как через объектив фотоаппарата.