Общая тетрадь

№ 4 (39) 2006

C''etait Salmin

Строго говоря, Я не имею права называться учени­ком Алексея Михайловича Салмина. Я не был его сту­дентом, аспирантом или сотрудником. Однако в течение восьми лет мне посчастливилось быть его слушателем и собеседником. А потому имею дерзость считать А.М. Сал­мина своим учителем — одним из самых важных учителей в своей жизни.

То, что будет сказано дальше, ни в коем случае не рецензия, хотя речь пойдет об опубликованных трудах Салмина. Нет, не о политологических. Профес­сор Салмин был, без всякого преувели­чения, классиком современной россий­ской политической мысли, и в этом ка­честве известен всем, кто хоть немного знает о политической мысли в России. Но благодаря усилиям сестры Алексея Михайловича Людмилы Салминой и его ближайшим сотрудникам по Российскому общественно-политическому центру Сергею Михайлову и Святославу Каспэ, в этом году в издательстве «Форум» вы­шли две книги, открывающие Алексея Салмина по-новому. Они называются «Летийские эскизы» и «Шанский слон». В них перед нами предстает не полито­лог и профессор, а художник, литера­тор, философ.

Такой Салмин мало кому известен. В то же время никто из знавших его не ска­жет, что он неожидан. В очерках, сти­хах, заметках-размышлениях, скетчах виден живой и настоящий Алексей Сал­мин. Его вальяжность и самоирония. Мягкость и едкость. Легкость и глуби­на. Обширность эрудиции и точность мысли ... Он пишет как бы не всерьез, не для широкой публики — для себя; мо­жет быть, для нескольких друзей. Но форма неизменно отточена, мысль до­думана, чувство прожито. «Вы наедине с собой, и это меняет форму того, что вы пишете. Забудьте о панцире надеж­ных риторических условностей, он бу­тафорский, приемы наружу — вы игра­ли когда-нибудь сами с собой? Быть мо­жет такая игра поможет понять игру настоящую, игру всерьез, оставив неве­домым лишь одно — то, что заставляет вас играть с собой ... Ах, все это ни к чему, и вы пишете городу и миру, тактич­но наставляете своих читателей и испо­ведуете им свои грехи? Значит, вы име­ете право и на проповедь, и на печат­ную исповедь» ...

Он легко переходит от анекдота к прит­че. От живописных зарисовок к сакральным размышлениям. От сугубо лич­ного к всемирному. В этом нет фальши, нет позы. Написано, как прожито. Иногда как бы в шутку — но очень даже все­рьез. Вроде только для себя, но с абсо­лютным уважением к вероятному чита­телю.

Не берусь судить о том, какова литера­турно-художественная ценность написанного Салминым. Даже не потому, что не хватает квалификации (хотя и поэтому тоже). Для меня главное в том, что каждый текст А.М. Салмина несет на се­бе отпечаток его индивидуальности. Ли­тература Салмина — это он сам. Таким он был: яркий, многообразно и богато одаренный, проницательный, наблюдательный ...

Нет, не мне писать рецензии на Салмина. Я читаю его книги — и вспоминаю его са­мого. Алексея Михайловича нет с нами уже больше года. Он с нами всегда. У меня в архиве осталась фотография, сделанная во время семинара Школы в Париже в декабре 1998 года.

Уютная зима скончанья века. Париж.

Pont d'Alexandre Тroisieme.

У парапета Алексей Михалыч —

Вальяжен и хитер, как мушкетер ...

Закончен век. Закончился Париж.

Салмин ушел. Сменилисъ времена.

Все было век (точнее — жизнь) назад,

А больше никакого «grano salis»!

И что же нам тenеръ? Держаться правил.

Он — там, мы — здесъ. О чем тут говоритъ?

Споткнувшись о краеугольний камень,

Поднимемся — и дальше побредем ...

Что было — было. Прошлое — прошло.

На старой фотографии осталасъ

Уютная зима скончанья века.

Париж. Pontd'AlexandreТroisieme ...

Юрий Гиренко