Общая тетрадь

№ 2 (37) 2006

Гражданская нация как универсальная ценность

Если следовать современным политическим тео­риям нации и видеть в гражданской нации соци­окультурную проекцию гражданского общества, то тогда станет ясно, при каких условиях граж­данская нация может сложиться в России.

Эмиль Паин

Ни для кого не секрет, что, попадая в исполнительную власть, становясь чиновником, российский человек че­рез некоторое время превращается в неотъемлемую часть этого огромного самовоспроизводящегося механизма и его главным защитником. Что необходимо сделать на уровне общества и государства, чтобы уйти от этого, чтобы властный класс воспринимал себя не как государство в государстве, не как отдельную привилегирован­ную касту, а как наемный менеджмент?

На мой взгляд, чтобы желаемое произошло, надо стре­миться к созданию гражданской нации. Почему я делаю акцент именно на этом, а не на понятии гражданского общества? По нескольким причинам.

Во-первых, уже сам по себе разговор на эту тему может стать, на мой взгляд, стимулирующим началом для воз­рождения общественной морали и, следовательно, ос­вобождения от той абсурдности, что подобно паутине обволакивает сегодня наш быт, судебную систему, эко­номику, политику.

Во-вторых, поскольку отношение к государству в на­шей культуре неоднозначно (ученые, например, пола­гают, что государство — прежде всего организация политической власти, а для народа это просто страна), нежелательно, чтобы в этом втором смысле сохраня­лось негативное противопоставление общества госу­дарству.

Напомню, я уже писал в нашем журнале, что еще в нача­ле XX века в России существовало либеральное пред­ставление о государстве, сторонники которого (я имею в виду кадетов) утверждали, что государство — это не ма­шина, как считал В.И. Ленин, для подавления одного класса другим, а прежде всего народ, живущий на опре­деленной территории, объединенный той или иной степенью солидарности и обладающий организованной властью. То есть имеющий возможность благодаря демократическим процедурам избирать своих представителей в органы власти и контролировать их. Возродить эту традицию понимания государства именно как гражданской нации, разумеется, не про­сто, но к этому надо стремиться. Ибо только такое его понимание способно из­менить наше отношение к прошлому, не порывая связей с традицией.

В-третьих, и, я думаю, это главное, толь­ ко с появлением гражданской нации пре­ одолеваются границы любой этнической (как и социальной) общности в силу ут­верждения принципа равенства всех граждан перед законом и раскрытия по­тенциала личностного начала в челове­ке. Поскольку известно, что именно про­явление в культуре личностных начал, яв­ляющихся одновременно исторически­ми началами человека как такового, независимо от его этнической принад­лежности, способствует формированию лучших качеств национального характе­ра. В противном случае, когда исчезают личностные начала, исчезают и лучшие черты нации.

И наконец, в-четвертых, сказанное выше позволяет, на мой взгляд, лучше понять, каким образом народ на определенном этапе своего развития становится внача­ле нацией, создавая общественные орга­низации для защиты прав и свобод лич­ности, а затем — гражданской нацией, «забывая» о своем этническом происхож­дении,

Следовательно, только понимая под госу­дарством объединение развитых, про­никшихся правовым сознанием лично­стей, мы сможем стать гражданской на­цией. Под давлением общей судьбы и переживания общей истории, я уверен, мы сможем этого добиться, а не оставаться только населением, реагирующим на происходящее.

Теперь о «наемных менеджерах». Ясно, что эффективность современного госу­дарства проявляется прежде всего в его конкурентоспособности. То есть в эконо­мической и культурной привлекательно­сти, в степени влияния на мировые собы­тия, в установлении глобальных «правил игры» и т. д. Понимают ли это те, кто оформился в чудовищную по масштабам «привилегированную касту», то есть на­ши чиновники? Сомневаюсь. Иначе они относились бы по-другому к таким каче­ствам, как долг, как профессионализм и эффективность, ценили бы их. Первый шаг к настоящей демократии — превра­щение власти в сервис. Поэтому я счи­таю, что проблема власти как эффектив­ного бизнеса сегодня тоже должна рас­сматриваться и обсуждаться нами в кон­тексте формирования гражданской нации.

При этом речь не идет, разумеется, о сли­янии власти и бизнеса, политики и эко­номики, что порождает олигархию, кор­рупцию и прочие вещи. Государственный чиновник действительно мало чем отли­чается (или должен отличаться) от топ­-менеджера успешной компании. Главное, как соизмеряется при этом экономичес­кая свобода с общественным благом как нравственной основой нашего бытия.

Европейские философы, социологи, политологи связывают обычно феномен рождения гражданской нации с появле­нием слоя буржуа как социального типа со специфическим набором качеств: с целеустремленностью, концентрацией на процедуре, «договорным нормотворчеством», рационалистической и «протес­тантской» этикой, культом науки, верой в прогресс и т. д.

Теперь в России анонсирован «капита­лизм». Однако ни одно социологическое исследование у нас пока толком не озабо­тилось качественным анализом свойств, мотиваций, перспектив того самого клас­са, который является несущей опорой «гражданской нации».

Похоже, что обществу пока комфортно в том состоянии, которое условно можно обозначить как «развитый номенклатур­ный феодализм». Во всяком случае массо­вые реакции — те же, «советские»: и запрос на империю, и национальные ком­плексы, и коррупция, и централизация власти.

Может быть, исторической волей-нево­лей нас вынесет в «гражданское состояние»? Но так не бывает; нужен какой-то мощный ментальный разворот, нужна ре­флексия ...

Думаю, из этого и надо исходить, осмыс­ливая происходящее и помогая сегодняшнему «российскому буржуа» стать граждани­ном. А значит, и «несущей опорой» гражданской на­ции. Каким образом? В наших конкретных услови­ях — не переставая повторять, что нация — это то, что существует только благодаря напряженному вопрошанию о том, кто мы и какие у нас обязанности. Это и есть наше единство перед судьбой. Культура основывается на идее осуществления, то есть придания формы всему — во всех областях жизни, включая политическую. Следовательно, наша задача — помочь обрести обществу гражданскую форму.

Человек «гражданином в душе и в глазах соотечественников» становится только тогда, когда он осознает свои права и го­тов отстаивать их в публичном простран­стве, то есть, иначе говоря, совершает поступок. В наш информационный век из-за множества самых разных и часто взаимоисключающих точек зрения люди утратили доверие к поступку как таково­му. Ведь доверять в условиях неопреде­ленности намного труднее, чем не дове­рять. Поэтому мы не доверяем институ­там государственной власти, работаю­щей на себя, а власть не доверяет нам, не доверяем окружающим, не говоря уже о сомнениях, подтачивающих нашу любую возможность как-то повлиять на проис­ходящее. Но значит ли это, что мы дейст­вительно ни на что не способны и нам нечего сказать, что у нас нет собственных мыслей, желаний, каких-то предпочте­ний? Разумеется, они есть. Проблема в отсутствии социально-политического ме­ханизма их выражения.

Для формирования в России «граждан­ской нации» необходимо инициировать в обществе более широкое движение за гражданское образование и просвещение. Лишь тогда появится гражданская нация, способная противостоять бюро­кратии. Только наше добровольное согла­сие подчиниться законам может в конеч­ном итоге вытеснить власть силы и тем самым обеспечить стабильность демо­кратического развития. Но как это сде­лать в стране, где у стоящих у власти «но­менклатурных феодалов» фактически нет обязанностей перед обществом или они их игнорируют.

Обязанность любого гражданина, будь то президент, мэр, олигарх, слесарь, учи­тель и т.д., соблюдать Конституцию и за­коны государства. Мне очень хочется ве­рить, что когда-нибудь это случится.

Кроме того, понятие «гражданин» связы­вается с готовностью бескорыстно слу­жить общественным интересам, с активностью нравственной позиции. Граждан­ственность предполагает достаточно вы­сокий уровень «самостояния» личности.

В этой же связи хочу подчеркнуть следую­щее: говоря о гражданской нации, я от­нюдь не призываю к созданию некой но­вой общности людей, подобно советскому народу. Я лишь утверждаю, что мы можем стать гражданами России независимо от своего этнического происхождения, не отказываясь при этом от защиты в том числе и особенностей культуры и духовно­го облика малого народа в правовой фор­ме, как это было характерно для стран За­падной Европы, проходивших в свое вре­мя стадию строительства национального государства.

Что же касается «гражданской мировой империи», то именно в этом направле­нии движется современный мир, «не­ слышно вращающийся, — по выражению Ницше, — вокруг людей, создающих новые ценности». Понятия национального государства и империи, однажды появив­шись как культурные феномены, сосуще­ствуют. Идея «мировой империи» реали­зуется в наши дни через бизнес (без гра­ниц, глобально). Это естественный про­цесс. Проблема: как вписаться в этот глобальный процесс, главными субъекта­ми которого являются «гражданские на­ции» с их сохраняющимися традициями, то есть с пребыванием людей в разных исторических временах.

Обществу нужна личность. При демо­кратии каждый тащит одеяло на себя. Это нормально. Не нормально, когда лю­ди ждут только от государства предостав­ления услуг вместо того, чтобы, создавая общественные ассоциации, оказывать взаимные услуги. Вовлекать людей имен­но в эту сферу деятельности, разъяснять ее смысл, я считаю, одна из главных за­дач современного политика. Не прагматической политики (от гр. pragma — де­ло, действие) не бывает. Как говорит по этому поводу один из моих друзей: если демократы-гуманисты хотят придти во власть, им надо бороться не против пар­тий, власть представляющих, а стре­миться завоевать широкую поддержку народа.

Другими словами, не против (власти), а за (народ) должны быть направлены их усилия. А философ в этой связи обязан высказывать свою точку зрения. Но не используя уже готовые знания как некие кирпичи, из которых можно сложить что угодно, ибо мышление — механичес­кий процесс и оно оказывается плодо­творным только тогда, когда человек «ухватил» мысль, оплодотворяющую смысл мышления. Поэтому философ имеет право заявить, что предлагает об­ществу не знание, а со-знание, то есть, иначе говоря, нечто осмысленное и про­думанное.

Формирование «гражданской нации» очень серьезный и сложный проект. Практика показывает, что любой про­ект реализуем, если есть заинтересован­ные в его продвижении силы, готовые нести затраты финансовые, организационные и т.д. Кто должен стать движущей силой этого проекта? На мой взгляд, российская буржуазия. Для меня это очевидно.

Гражданское общество должно доказать государственной власти, что право и за­кон не одно и то же. Почему? Потому что государству всегда достаточно зако­на, и даже демократическая, выборная власть, получая от народа право прини­мать законы, нередко склонна посягать на него, а общество в таком случае долж­но стремиться к ограничению этого склонного к авторитаризму «законного права». Учитывая, что этика (наши об­щие ценности) не является производной от государства, а моральная власть, как и права человека, не проистекает лишь из государственных полномочий по изда­нию законов и претворению их в жизнь. Об этом, собственно, и записано в статье 45 нашей Конституции (глава 2): «Каж­дый вправе защищать свои права и сво­боды всеми способами, не запрещенны­ми законами». Чтобы стать полноцен­ным гражданином, каждый должен пре­одолеть живущий в нем страх свободы. Следовательно, хотя право и закон не од­но и то же, их необходимо рассматри­вать в единстве, не противопоставляя друг другу.

Страх свободы — это не миф, а реаль­ность, как и проистекающая отсюда на­ша очевидная зависимость от «личнос­ти лидера». Страх, как сказал бы фило­соф, «перед возможностью собственно­го небытия». Поэтому человек всегда хочет к чему-то «прислониться»: к госу­дарству, какой-либо коллективной общности, лидеру, либо «уходит в себя» в поисках личной или национальной идентичности. В чем на самом деле нет противоречия, если у человека не исче­зает чувство свободы и потребность в ней. Ибо только в этом случае, на этом пути, будучи свободным, он обретает се­бя. Это и есть условие «выхода из по­рочного круга». А шанс — в понимании собственной свободы.

«Я знаю, что ничего не знаю», — сказал когда-то Сократ своим оппонентам. В этом сосредоточенном желании (поскольку здесь важен акцент на слове «не знаю») удержать то, что открывается на границе незнания, и заключена драма человеческой свободы. И разыгрывает­ся она, в зависимости от наших способностей и усилий, прежде всего к творческому, созидательному существованию, когда все зависит от личного му­жества и опирается на единственную достоверность — на внутренний голос человека, забывающего о внешнем ру­ководстве.

В последние годы многие российские по­литологи, философы говорят о том, что вместо того, чтобы «искать свое», мы пытаемся копировать западные институты гражданского общества и механизмы их работы. В чем-то это действительно так: «копирование» имеет место. Но даже ес­ли мы что-то копируем и получается пло­хо, это не значит, что плохие оригиналы и копировать нехорошо. Скорее мы не уделяем этому процессу должного внима­ния, копируем механически.

Ведь, в самом деле, на каких основаниях, а точнее, каким образом возникали за­падные институты, в том числе и граж­данского общества? На основе анализа того, как вообще возможно человеческое познание. Поясню это на примере.

Возьмем такой институт, как парламент. Да, он существует на Западе, но благода­ря чему? Благодаря тому, что можно на­звать результатом философского анали­за предпосылок самого познания, кото­рое было направлено не столько на кон­кретно существующее, сколько на существующее в мысли, когда познание конкретно существующего возможно ап­риори, до опыта. Так как философский анализ направлен не на то, что выходит за пределы всякого человеческого опыта, — в таком случае речь шла бы о некой непознаваемой сущности, — а на то, что хотя и предшествует опыту, но имеет целью сделать возможным само наше опытное познание. При всей кажу­щей сложности этого рассуждения речь в данном случае идет о простой вещи — о переводе понятий метафизики на язык эмпирического, опытного или научного знания.

В Европе была проделана в свое время се­рьезная интеллектуальная работа, и ее результаты стали достоянием человече­ской цивилизации, открыв тем самым возможность становления профессионального парламента. И то же самое от­носится к любому другому общественно­му институту. Все рождается из конкрет­ных потребностей, но чтобы они были реализованы, необходима культура грамотной мысли. Только тогда мы сможем рассчитывать на адекватное понимание со стороны Запада работы наших якобы копируемых или заимствованных инсти­тутов. Следовательно, нам надо учиться пониманию сути вещей и не обижаться на критику.

По мнению многих моих коллег, кото­рое я склонен разделять, наша демокра­тическая элита совершила одну прин­ципиальную ошибку. Строительство гражданского общества, гражданской нации подразумевает создание множе­ства центров власти: профессиональ­ных, общественных, идеологических и т.д. То есть бизнес формирует свои цен­тры власти, интеллектуалы — свои и т.д., чтобы их совокупность уравнове­шивала государственную власть. Наша же элита вместо создания таких цент­ров главной своей целью поставила борьбу за государственную власть и вполне закономерно потерпела пора­жение, главная причина которого свя­зана с отсутствием политического об­разования и культуры, то есть в конеч­ном итоге с весьма примитивным пони­манием того, что такое общество вообще и гражданское в частности.

Мы боремся за создание демократичес­кого общества. Но существует мнение о том, что Россия обречена на авторитар­ную модель развития. В обоснование этого приводится логическая схема: Россия — огромная страна с очень про­тяженными границами, сложным клима­том, многомиллионным населением и богатыми ресурсами. Следовательно, на нее всегда кто-нибудь да хочет покуситься. Чтобы противостоять агрессору, нужна сильная власть. К тому же населя­ет страну много этносов, в ней разные конфессии, поэтому объединить всех, не допустить междоусобных и религиоз­ных разногласий может только жесткая власть.

Тогда возникает вопрос: действительно ли нашей стране не уйти от авторитаризма? Характерно, что в американских учеб­никах о США говорится то же самое, но с противоположным выводом, что эта страна обречена на демократию, потому что ее населяют миллионы, национальностей не счесть, очень сложные климатичес­кие условия, масса конфессий, она очень большая, поэтому управлять из столицы окраинами невозможно. Од­ним словом, демократия неизбежна. На американском опыте можно убедиться, что построение демократического госу­дарства реально. Можно ли в таком слу­чае говорить о заложенной в умы российских людей установке на жесткую власть?

При рождении в каждом из нас ничего не заложено, кроме «инстинкта выжива­ния», сформировавшего в ходе нашей ис­тории и в результате многовекового су­ществования крепостного права устой­чивый миф о жизнеспособности в Рос­сии только авторитарной власти. Преодолеть же мифологию можно толь­ко с помощью гражданского образования и просвещения. И об этом надо говорить и в этом убеждать наших сограждан — о необходимости уже в начальных классах школы учить детей гражданской культу­ре, заниматься просвещением, чтобы стать нормальными людьми, что, конеч­но, предполагает в том числе и наличие продуманной политики, связанной с по­ниманием того, какой мы хотим видеть свою страну. И в культурном смысле, и в социальном, и в гражданском.

Демократия — весьма хрупкая вещь. Это не нечто вещественное — не технические и материальные достижения людей, а то, что держится постоянным усилием и во­лей человека, его ответственностью. Именно в этом трудность просвещения, поскольку в тот момент, когда человек пы­тается понять, что такое просвещение, он еще не знает, что в результате может стать абсолютно другим. У него могут по­ явиться другие цели, другое представле­ние о жизни, накладывающее бремя ин­дивидуальной, личной ответственности, которую невозможно переложить на дру­гого, а тем более купить. Хотя можно, ко­нечно, от нее и откупиться, что, как известно, и происходит в нашей жизни.

Шанс стать просвещенным граждани­ном всегда есть у каждого человека, но как убедить в этом этого каждого, а тем более все население? У нашей страны есть сегодня шанс на построение гражданской нации: наличие в казне денег, принятие Государственной думой нацио­нальных программ, воля президента и, судя по всему, пробуждающееся граждан­ское сознание. Все это действительно на­дежные составляющие «уникальной для России ситуации». Но как всем этим ра­зумно распорядиться? Как вернуть дове­рие населения к коррумпированным чи­новникам, качественно реформировать систему школьного и высшего образова­ния, повысить общую культуру тех, кто обязан разъяснять государственную по­литику и культуру бизнеса? Все эти и дру­гие вопросы наверняка задают многие думающие люди. Так что остается рас­считывать на то, что, раз мы их задаем, ситуация все же не безнадежна. Когда общество уже что-то знает, а тем более по­нимает, то есть наша гражданская жизнь становится осмысленной, оно не вправе отказываться от исторического шанса на выбор пути.