Общая тетрадь

№ 31 (4) 2004

Пресса и демократия

Независимая пресса долж­на не только информи­ровать читателя, но и за­щищать демократию. У нас в Британии самый старый парламент в ми­ре и самые старые традиции свободной прессы, и именно ее свобода во многом способствовала тому, что в стране сформиро­валось стабильное общество.

Пресса в Британии разнообразна, у каждого издания есть своя программа и свой выбор. Например, газета, которая поддерживает лейбористов, правительство и имеет огром­ный тираж, может в связи с ситуацией в Ираке изобразить Тони Блэра на своих страницах с надписью: «На его руках кровь». А другие газеты, скажем правая «Дейли Телеграф», которая обычно выступает против правительства, на первой полосе может опубликовать материал в его поддержку, ког­да идет речь о Соединенных Штатах.

В нашей стране 9 национальных газет, в том числе «Сан» с тиражом 5 млн. экземпля­ров. Ее читает примерно половина населе­ния Великобритании. Есть так называемые качественные газеты — «Таймс» и подоб­ные ей. Эти газеты имеют полную свободу. У них своя позиция, свое мировоззрение. Они могут быть правыми, левыми или центристскими. Что касается их мировоззре­ния, то они, конечно, не следуют слепо ка­ким-то программам, а сообщают факты и излагают по их поводу свою точку зрения. В Британии три телевизионные станции: одна финансируется правительством, но фак­тически не контролируется им — это Би-би­-си, и две независимые станции.

Обычно мы сообщаем факты и отдельно да­ем комментарии. Возьмем газету, в которой я работаю, — «Мейл он Сандей». В основ­ном мы справа от центра, но не всегда. Обычно эта газета поддерживала Маргарет Тэтчер, но не во всем. Мы были скептичес­ки настроены в отношении Блэра, когда он поддерживал войну в Афганистане, но, с другой стороны, «Мейл он Сандей» была первой в мире газетой, которая сообщила о содержании пленных талибов в лагере Гуан­тамо. Как правило, мы поддерживаем союз с Соединенными Штатами, но всегда были независимыми, и всегда придерживаемся своей точки зрения.

Как я, политический журналист, работаю, выполняю свои профессиональные обязанности? Утром я обычно говорю с редакто­ром, мы обсуждаем, что на сегодняшний день является наиболее важным. Затем иду в Палату общин, где работаю почти все время: звоню политикам или государственным слу­жащим, которых знаю лично. Может быть, я пообедаю с каким-нибудь политиком, пропу­щу стаканчик вина, ну два, не больше — иногда помогает. Днем я, может быть, послушаю какие-нибудь политические заявления в Палате общин, проведу брифинг или нам даст брифинг пресс-секретарь на Даунинг-стрит — сообщит с правительственной точки зре­ния о том, что произошло. И если мне пове­зет, к концу дня у меня уже есть материал для статьи о каком-то важном событии или о том, до чего я докопался.

Очень трудно общаться с бюрократами, с официальными лицами. Большинство официальных лиц даже получают инструкцию не разговаривать с прессой, и они не разговаривают. Гораздо легче говорить с полити­ками. Но и политики на это не очень охотно идут — это не простая задача. Одно пре­имущество, что у нас в Британии очень сильная оппозиция, как на национальном, так и на региональном уровне. Многие ее представители избираются на какие-то должности и снабжают нас информацией о том, что происходит не в оппозиционном, а в реальном пространстве; именно они помогают нам критиковать региональные вла­сти и таким образом раскрывать, как функционирует система.

На самом деле свободная пресса может про­цветать только там, где есть действительно свободная политическая система, свободно избираемое правительство, свободно избираемая оппозиция. И единственный спо­соб, с помощью которого вы можете двигаться в этом направлении, — все больше и больше избирать политиков на национальном и региональном уровнях. Чем больше демократии, тем больше информации.

Как и в любой другой профессии, в журна­листике есть определенные правила — это игра, а любая игра требует правил. Во-первых, есть очень жесткий закон о сообще­нии ложной информации. Если вы публику­ете ложные сведения, то газету оштрафуют. Есть также профессиональный кодекс по­ведения. Не знаю, как обстоит с этим дело в России, но в Британии с политиком можно говорить двумя разными способами. Если вы беседуете официально, все сказанное можно опубликовать в печати. А есть так называемые частные разговоры — не для протокола, и тогда вы можете использовать материал, но без ссылок на его источник. Большинство журналистов подчиняются этим правилам. Почему? Да потому что, ес­ли вы нарушаете правила, с вами политик больше разговаривать не будет.

В Британии никогда политики не платят журналистам за публикацию, это позор и для журналиста, и для редактора, и для полити­ка — и того, и другого, и третьего выкинут. Политические партии могут потратить деньги на рекламу. Обычно они не публику­ют ее в газетах, а устраивают на телевиде­нии под соответствующей рубрикой, но у нас нет политиков, которые покупают прес­су, чтобы она благоприятно о них сообщала. Конечно, политик может дружить с владель­цем газеты, и какая-то степень коррупции может возникнуть, но не системная корруп­ция. Я думаю, что в России вы проходите пе­риод развития, работаете над своими прави­лами и своим кодексом этики. Потребуется какое-то время, и в конце концов вы обнару­жите, что самые дикие проявления прессы станут умеренными. Но политики должны понять и принять, что пресса может выра­жаться о них грубо, когда они ведут себя не­правильно, и у прессы есть на это право.

В 1950-е годы, когда в Британии только нача­ли показывать политические программы по телевидению, интервьюер был очень почтителен по отношению к политику, он мог на­чать свою передачу так: «Премьер-министр, мы очень признательны, что вы согласились прийти на нашу программу; народу хотелось узнать вашу точку зрения по поводу образования, большое спасибо, что вы пришли». А сегодня са­мый известный у нас интер­вьюер ведет себя агрессив­но, даже грубо. Он как-то брал интервью у министра внутренних дел и шестнад­цать раз подряд задавал один и тот же вопрос. Он понимал, что перед ним очень важный министр, но считал, что тот недостаточно четко и корректно отвечал на его вопрос, говорил неправду, и поэтому долбил ему один тот же вопрос. И когда я с ним потом разговаривал, он сказал, что когда берет интервью у какого-нибудь политика, у него в голове крутится одна мысль: врет ему чело­век или не врет, а если врет, то отчего врет, что скрывает? Некоторые люди любят жанр интервью, иногда жалуются на поведение журналистов — почему перебивают политика? Какая наглость! Пускай он выскажется до конца! Разумеется, нужно пытаться найти ба­ланс, но сложности в отношениях между по­литиками и журналистами будут неизбежно. Сообщения журналистов о политике изме­нили свой характер за последнее время. Сейчас средства массовой информации стараются разговаривать с политиками посто­янно, и политическая журналистика также изменилась. Почему? Потому что есть не­сколько крупных тем, за которые мы несем ответственность. Например, когда еще была «холодная война», для журналистики, для га­зет это было замечательное время — всегда был материал, было о чем писать и что пока­зывать. Сегодня же не так много тем, кото­рые освещает международная журналисти­ка, — нет борьбы идеологий. И с развитием СМИ и телевидения политики получают преимущества от стиля, а не от содержания. Что я имею в виду? Политиков раскручива­ют средства массовой информации. Клинто­на или Тони Блэра наверняка волнуют цвет галстука или прическа, как они будут выгля­деть на экране, а не только содержание их заявлений. Все это привело к тому, что пра­вительство все более изощренно начинает руководить СМИ. Многие в Британии счита­ют, что самое влиятельное лицо в стране во­все не Тони Блэр, а его пресс-секретарь, правда, бывший — Алистер Кэмпбелл. Лей­бористская партия великолепно манипули­рует средствами массовой информации. До определенного момента это нормально, так и должно быть. Правительство есть прави­тельство, оно должно сообщать избирате­лям о том, что делает, публикуя материалы о своей работе, проводя пресс-конференции, брифинги и т.д. Разработана целая система, которую я считаю не совсем порядочной, потому что в итоге политики вывели новую породу специалистов — так называемых спин-докторов, мастеров по раскрутке ново­стей. Наш пресс-секретарь консультирует премьер-министра по поводу его выступле­ний, наиболее удачных заголовков к публи­куемым материалам. Его власть основана на информации, и это огромная власть.

Журналистам нужна информация. Допус­тим, мне звонит тот же Кэмпбелл (он делал это не так уж часто) и говорит: «Саймон у меня для тебя есть замечательный матери­альчик, завтра о нем будет официальное со­общение премьер-министра: мы объявляем войну», — или примерно что-нибудь в этом роде. Я журналист, а для журналиста ин­формация главное. И,конечно, я обяз­ательно напишу статью об этом — мне это нужно. Но если я получу такую привилеги­рованную информацию от Алистера Кэмпбелла, то буду ограничен в своей свободе писать не только о нем, но и о правительст­ве. Журналистам нужно очень осторожно подходить к своим отношениям с прави­тельственными чиновниками.

Я не думаю, что журналист должен доверять политической системе. В таком случае он начинает сам претендовать на некую политиче­скую роль. Хотя, разумеется, и в нашей журналистике существует разделение труда: есть политические комментаторы и есть репортеры, которых в первую очередь интересуют факты, и они рассказывают о том, что происходит на самом деле, — я принадлежу ко вто­рой категории. Поэтому я не рассматриваю свою профессию и свою работу как нацеленную на поддержание доверия к политикам — это не для меня. Граждане должны сами ре­шать, кому они будут верить, а кому нет.

Отличительной характеристикой политики в Великобритании уже сто лет или больше является отсутствие экстремистских партий. Был, правда, один эксцентрик, лидер фашис­тов, это было еще до Второй мировой вой­ны. Но почему-то с тех пор у нас экстремистских партий ни правого, ни левого толка нет. Были небольшие фракции, но никакой серь­езной роли они никогда не играли. Вполне возможно, что причина в том, что у нас сво­бодная пресса. Экстремистам очень трудно в такой ситуации получить поддержку, то есть вести пропаганду. В двух-трех газетах, и то на короткое время, но в десяти, двадцати, ста газетах — исключается. Невозможно. Имен­но в этом сила британской прессы.

Я иногда думаю, что германские СМИ во вре­мена Гитлера — это полная его копия. В те годы о нем ходило много самых разных анекдо­тов, и если бы карикатуры на него появлялись в газетах, то вряд ли за него проголосовали...

Конечно, пресса несет полную ответственность за то, чтобы не вызывать опасного развития ситуации. К примеру, если журна­лист узнает, что Британия собирается завт­ра сбросить бомбу на Багдад, то первый ин­стинкт журналиста, естественно, сообщить об этом в газете. И чем скорее, тем лучше. Но с другой стороны — ведь это может поставить под угрозу национальную безопасность самой Британии. И хуже будет не Ираку, а Британии. Когда люди говорят или спраши­вают об ответственности прессы, я всегда отвечаю: да, пресса всегда несет ответствен­ность за такие важные сообщения. Но я не думаю, что у прессы есть ответственность, скажем, перед каким-то политиком.

В Британии мы давно дискутируем, должны ли журналисты освещать частную жизнь политиков? Но и после того, как в результате этих дискуссий были приняты ограничения для прессы, существуют исключения. Напри­мер, политик участвует в предвыборной кампании и заявляет, что он христианин, счаст­ливо женат, что у него двое или четверо замечательных детей, а потом оказывается, что у него любовница... Поскольку в политике придается большое значение нравственнос­ти личности, естественно в газетах напишут, что он лицемер. Да, у прессы есть сознание ответственности, но двигаясь по этому пути, вы начинаете понимать, что и политики должны отвечать за свое поведение.

Я бы защищал свободную прессу до конца, но я соглашусь и с тем, что у нее есть ответствен­ность, обязанность действовать определенным способом. Пресса свободна только пото­му, что существуют границы, устанавливае­мые самими журналистами. При этом я имею в виду комиссию по жалобам на прессу, кото­рая в Британии состоит из редакторов, а не из правительственных чиновников. Если ка­кое-то частное лицо или политик считают, что журналисты с ними скверно обошлись, что пресса обманула читателей, они могут обратиться в эту комиссию, и она призовет журналиста к ответу, требуя соблюдения существующего кодекса.

В Британии как-то проводился опрос, кото­рый выявил, что среди тех, кому доверяет общество, политики оказались на предпоследнем, а журналисты на последнем месте. Журналистов у нас не очень-то уважают, отчасти из-за того, что они действительно лю­ди немного диковатые, но до какой-то сте­пени они и должны быть такими. Если чи­тателю слово в слово повторять то, что ска­зал политик, то это вряд ли ему будет интересно. То есть я хочу сказать, что наша пресса — это не та образцовая модель, на которую нужно обязательно ориентировать­ся в качестве примера. Важно, чтобы журналисты и политики уважали друг друга и придерживались принципов.

Свободная пресса грешит многим, в том чис­ле и британская, поскольку известно, что у демократии масса недостатков. И, тем не менее, журналисты нужны политикам для того, что­бы сообщать то, что они хотят. Но журналис­ты пытаются при этом докопаться до правды, выяснить, что происходит за сценой. И со­вершенно естественно, что между теми и дру­гими возникают трения. Политики всегда жа­луются на прессу. Кто-то сказал, что политик, который жалуется на прессу, это все равно, что моряк, который постоянно все сваливает на море или плохую погоду. Отношения меж­ду политиками и журналистами я бы сравнил с отношением между собачкой и фонарным столбом. И горжусь тем, что я играю роль фо­нарного столба. В результате от меня может даже немного попахивать. Но тот светиль­ник, который загорается на этом столбе, да­же если он иногда слабый и неправильно сфокусированный, как раз и освещает тем­ные углы демократии. В этом и заключается функция свободной прессы.