Общая тетрадь

№ 32 (1) 2005

Юрий Гиренко. Новая русская революция. Опыты политического осмысления.

В конце XX века в России произошла революция, до сих пор не опознанная и не осознан­ная современниками (даже теми, кто ее делал), — так полагает политический анали­тик и публицист Юрий Гиренко.

Его книга «Новая русская революция» посвящена осмыслению событий в Рос­сии и вокруг нее на рубеже тысячелетий. Автор утверждает, что наша страна потеряла свой исторический смысл и растерялась в чуждом ей мире. Наша эли­ та разрушает государство и себя. Наши проблемы запутаны и запущены. И все же у нас еще есть шанс...

НОВАЯ РУССКАЯ ИНТЕЛЛИГЕНЦИЯ

Допущение, что прогрессивная общественность хоть

в какой-то степени сообразуется с отечествен­ной

историей и формальной логикой, представляется чрезмерно сильным.

                                                                                    Максим Соколов

Так же как в 1905 и в 1917 году наша интеллигенция не начинала революцию, но быстро ее возглавила. При этом ее готовность к роли лидера оказалась еще меньше, чем у либералов и социалистов начала ХХ века. В 1988 — 1991 годах ин­теллигентские вожди, внезапно обретшие голос и темперамент народных трибунов, со всей страстью ринулись рушить советский строй. Спору нет, советская система заслуживала гибели. Но вот что важно: у наших саванарол не было ни малейшего представления о том, что делать, когда система падет! Они имели о государственном строительстве еще меньшее представление, чем апологеты «ответственного правительства» в 1917-м (у тех был хотя бы де­сятилетний опыт парламентской работы).

К счастью для страны, интеллигенция не была монополистом общественной жизни. Пока интеллигенты, шалея от собственной значимости, рушили госу­дарственное здание, в недрах «субкультуры референтов» пытались разрабатывать планы переустройства. Поэтому в момент крушения СССР у руковод­ства новой России были осмысленные предложения хотя бы по экономичес­кой политике и были люди, готовые применять свои рекомендации на прак­тике. У них не было опыта, они мыслили схемами, их действия часто были ошибочными — но они действовали, и это спасло страну от казавшейся неми­нуемой экономической катастрофы. Более того, действия экономических реформаторов придали некую осмысленность и структурированность даже по­литике, где безраздельно господствовала интеллигенция, умевшая порож­дать только хаос.

Политическое доминирование интеллигенции неминуемо вело ее во власть. Приобщение интеллигентских вождей к власти началось еще в 1989 — 1990 го­дах. Поначалу они ограничивались постами депутатов и советников; если же вдруг становились реальными руководителями (вице-премьерами, министра­ми, мэрами и проч.), то быстро и громко уходили в отставку. Но после авгус­товского путча начался массовый призыв вчерашних бунтарей на высокие государственные должности, и они стали осваиваться. Оказалось, что сладкий вкус власти вовсе не обязательно уравновешивать тяжелым грузом ответст­венности. Что служение можно просто имитировать, получая при этом весомые выгоды в виде роскошных особняков, «откатов», казенной обслуги и т.п. Верхушка интеллигенции, развращенная десятилетиями «совка», оказалась на удивление легко коррумпируемой...

Так возникло явление, немыслимое в начале века, — демократура. Интелли­гентские вожди приобщились к власти, но остались отщепенцами. Занимая высокие посты и принимая непосредственное (зачастую — определяющее) участие в принятии государственных решений, они никоим образом не отож­дествляют себя с государством (точнее — отождествляют государство с собой, пока занимают должности и пользуются их преимуществами). Демократура соединила в себе интеллигентскую безответственность и нигилизм с бюрократической рутиной и косностью, отбросив как идеализм первой, так и госу­дарственничество второй.

Но демократурой стала только верхушка (в основном столичная) интеллиген­ции. Большая же часть «работников умственного труда» не вписалась в пово­рот к рынку. Учителя, врачи, инженеры и научные работники были ярыми сторонниками демократических перемен — и стали первыми их жертвами. А то, как повела себя интеллигентская масса после 1991 года, должно войти в ан­налы социальной антропологии.

Не умея войти в рынок, интеллигенты продолжали его приветствовать (раз про рынок написано в умных книгах). Они практически не пытались ни адап­тироваться индивидуально, ни заставить государство и общество принимать в расчет свои интересы. Их недовольство положением дел стало выражаться (и выражается, по сей день) либо в бездумном следовании указаниям демократу­ры, либо в полном уходе из общественной жизни. Второе не надо путать с это­сом профессионалов позднесоветских времен — там был осмысленный отказ от участия в бессмысленных ритуалах, здесь — бессмысленный отказ от осмысленного участия в политическом процессе.

Трудно сказать, чье поведение в большей степени лишено смысла — ведущего меньшинства (демократуры) или ведомого большинства (основная масса ин­теллигенции). Первые готовы жертвовать всем ради своих сиюминутных ин­тересов, не умея выглянуть за границы собственного загородного имения. Вторые готовы идти за первыми, не желая увидеть разделяющей их пропасти. Понятно одно: те и другие вместе не хотят признавать реальности. Они по-прежнему мнят себя социальными инженерами, удивляясь: почему прочие со­граждане не спешат отдаться их экспериментаторству? 

НОВЫЕ НАДЕЖДЫ

Отечество, правосудие, государство — основа основ нации.

                                                                          Морис Дрюон

На выборах в декабре 2003 и марте 2004 года «либеральной общественнос­тью» — то бишь новой русской интеллигенции — избиратели указали на дверь. Значит ли это, что интеллигентский морок, довлевший России последние полторы сотни лет, развеялся? Не совсем

Во-первых, интеллигентские «бесы» по-прежнему располагают мощными ре­сурсами. Они если и не в состоянии вести за собой, то вполне способны по­рождать мифы и стереотипы, мешающие окончательно выбросить «русскую интеллигенцию» на свалку истории.

Во-вторых, у интеллигенции все еще нет адекватной замены, по крайней ме­ре, в политическом пространстве. Разочаровавшись во вчерашних «властите­лях дум», россияне голосуют (если голосуют) за таких же бесов, только не ум­ствующих лукаво.

Неинтеллигентская образованная элита в России существует, но она еще со­циально слаба и не очень отделяет себя от интеллигенции. Рвать пуповину приходится самостоятельно, а это больно и не всегда посильно. Становление новой экономики привело к формированию новых социаль­ных страт, которым интеллигентские мифы, комплексы и предубеждения глубоко чужды. Появилась национальная буржуазия; вырос новый средний класс; формируется сословие новых профессионалов... Но все эти группы еще чуждаются социальной активности; побаиваются политики; не верят политикам.

И, тем не менее, люди уже есть. Сыграют ли они свою роль в истории; смогут ли преодолеть «дурную бесконечность» яновских циклов? Ответ не очеви­ден. На том перепутье, на котором находится сейчас наша страна, исход за­висит от множества факторов; от усилий каждого неравнодушного гражда­нина.

Мы знаем точно, что не можем надеяться на интеллигенцию: все, что она сде­лала до сих пор, вело только к разрушению, а теперь время созидать.