Общая тетрадь

№ 27 (4) 2003

Смерть идеологии арабского национализма*

Война в Ираке, её истоки, раз­витие и скорая развязка вы­звали настоящее потрясение в арабо-мусульманском мире. Как отмечала на следующий день после падения Багдадасоциалистическая марокканская газета «Аль-Иттихад Аль-Иштираки», тревожное удивление вызвало «угасание» иракского со­противления и «исчезновение» высших должностных лиц режима. После ставшего очевидным во время конфликта раскола между странами, согласившимися принять на своей территории американские войска, и резкого общественного осуждения войны, актуальность приобрели и другие сущест­венные вопросы. Они соотносятся и с са­мой природой конфликта, который воспри­нимается как современное воплощение ко­лониальных войн, и, главным образом, с причинами уязвимости национальных госу­дарств в этом регионе. Другими словами, почему процессы, так похожие на колониза­торство, вернулись в арабский мир в начале ХХI века, и как это стало возможным?

Эта краткая статья основана на обзоре ал­жирской и марокканской прессы, вышед­шей в свет 10 апреля 2003 года, на следую­щий день после падения Багдада. Мне пока­залось, что воссоздание текстов, написан­ных «по горячим следам», скорее передаст дух, царивший в этих обществах, чем по­пытки удалённого анализа ситуации в той части арабского мира, которая выказала резко враждебное отношение к войне.

Алжирская и марокканская пресса осудила начало американо-британской «оккупации» Ирака, одновременно задаваясь вопросом об условиях — и даже о реалистичности — свержения режима Саддама Хусейна. В этом балансировании между утвердитель­ными оценками (американская «колониальная оккупация») и вопросами (природа авторитарных режимов в арабском мире) читается сомнение, растерянность и вызов.

Опасность колониализма

Войну в Ираке можно рассматривать как конфликт политических интересов (миро­вое господство одной сверхдержавы) или как конфликт цивилизаций (начало религи­озной войны с исламом). Однако в войне, развязанной в марте-апреле 2003 года, аме­риканское руководство, по существу, рас­сматривало Ирак как подлежащее реконструкции экономическое пространство, а не как сформировавшееся политическое об­щество. Об этом свидетельствовало отсут­ствие внятного политического плана после падения Багдада, а также нерешительность в вопросе формирования иракского прави­тельства. В свою очередь Великобритания следовала давним историческим курсом, ведь Ирак продолжительное время, с 1917 по 1932 год был британской колонией. При посредстве марионеточной монархии бри­танцы управляли Ираком и позже, с 1932-го по 1958 год, когда монархический режим был свергнут. В качестве нефтедобывающе­го региона, богатства которого были разве­ даны ещё в начале ХХ века, Ирак давно на­ходится в сфере британских интересов. Что же касается Соединённых Штатов, то их положение представляется более слож­ным. Невольно вспоминается в этой связи знаменитая фраза президента Вильсона о «праве наций на самоопределение», произ­несённая после первой мировой войны, или позиция президента Рузвельта во вре­мя второй мировой войны, поддерживав­шего алжирских и марокканских национа­листов в их попытках освободиться от французского колониального гнёта.

Итак, в начале ХХI столетия Соединённые Штаты фактически отказались от своей прежней политики в пользу «классическо­го» колониального подхода, сочетавшего политическую гегемонию с прямым захва­том экономических ресурсов страны. Тра­диционные доводы о «цивилизаторской миссии», широко использовавшиеся в XIX веке Францией и Великобританией, служат в данном случае прикрытием экономичес­ких аппетитов.

Этот исторический поворот в американ­ской политике был отмечен почти всеми ав­торами передовиц в странах Магриба. Деся­того апреля 2003 года газеты в первую оче­редь писали о характере начавшейся вой­ны. «Захват Багдада американскими войсками скрепил оккупацию Ирака», — за­являла марокканская ежедневная газета «Опиньон» и вопрошала, под фотографией статуи Саддама Хусейна, обёрнутой амери­канским флагом: означает ли это «начало неприкрытой колонизации»? В редакцион­ной статье ежедневной арабоязычной газеты «Аль-Алям» обличался «возврат в коло­ниальный XIX век» и говорилось о том, что «Соединенные Штаты поворачивают вспять, пытаясь основать колониальную "цивилизацию"». Алжирская пресса отмеча­ла: после падения Багдада стало ясно, что американцы обосновались в Ираке надолго, и арабские страны должны «поразмыслить» о своём единстве, которое «оказалось фик­цией». «Даже если сегодня он [иракский на­род] и избавился от диктата отныне бывше­го президента, он тут же попал под иго но­вого правительства с колониальными по­вадками», — писала алжирская ежедневная газета «Экспресьон». «Вполне очевидно, что иракцы не смогут завтра должным обра­зом распорядиться своей судьбой», — под­чёркивалось в статье. Ибо «довольно лёг­кая — победа сил коалиции под Багдадом «не могла бы произойти без секретных перего­воров американцев с иракцами при посред­ничестве необычайно активной русской дипломатии». «Элементарный реализм под­сказывает, что участники коалиции [...] не готовы отказаться от барышей войны, кото­рую они развязали, невзирая на осуждение международного сообщества и вопреки нор­мам права», — утверждала алжирская ежедневная газета «Либерте». «Эта оккупация с выраженным колониальным характером, внушающая страх тем самым иракцам, кото­рые рукоплескали свержению деспота, мо­жет стать свершившимся фактом уже в ближайшие дни», — заключала газета.

В Магрибе, также как в других странах араб­ского мира, характер этой войны, которую развязали старая и новая колониальные державы, не вызывает сомнений. Речь идёт о захватнической войне, направленной на «обеспечение безопасности» нефтяных скважин и присвоение экономического пространства при небрежении к функцио­нированию, строительству и развитию по­литического общества. Именно такой была логика европейских держав в XIX веке. Ад­министрация Буша изменила традиционное течение американской истории. Вторже­ние в Афганистан и тот факт, что американ­ские войска остаются на территории стра­ны, готовясь к долговременному присутст­вию, предвещали подобное изменение кур­са. Однако журналисты, пишущие для алжирской или марокканской периодики, не уделили достаточного внимания одному факту, а именно тому, что теперешнее воз­вращение к прямому колониализму осуще­ствляется с помощью самых современных инструментов и методов. То есть происхо­дит в эпоху глобализации: в условиях быст­рых коммуникаций, всемогущества телеве­щания, желания прозрачности в политике, возможного вовлечения международных организаций и экономической взаимозави­симости. Иными словами, изменившаяся ситуация способствует выживанию автори­тарных режимов во многих странах, когда не обязательно прибегать к традиционным «рецептам» колониальной политики.

Кризис арабского национализма

Вслед за страхом чужеземного господства, который в странах Магриба не может не вызывать в памяти времена антиколониально­го движения, наступает самая тяжёлая минута — встаёт вопрос о причинах столь стре­мительного разгрома иракской армии, ко­торая в течение многих лет считалась самой боеспособной в арабском мире. За нехват­кой единения между арабскими государствами проглядывает серьёзный кризис — кри­зис «арабского национализма».

Воспрявший на волне антиколониального движения, арабский национализм расцвёл в 1930-х годах, проповедуя идеи сильного пат­риотического государства, опирающегося на языковую общность (арабский язык) и религию (ислам). В годы второй мировой войны арабские националисты, в целях про­тивостояния английскому владычеству, сотрудничали с немцами, затем, после пора­жения нацизма — с Францией. Небезынте­ресно отметить, что растущий арабский на­ционализм 1930-х, 1940-х и 1950-х годов основывался на франко-германском непри­ятии британской политики. Это одна из пе­чальных тенденций истории. Между фран­цузской политической историей и арабским национализмом существует тесная связь, если вслушаться в те отголоски Великой французской революции, что звучат в движениях баасизма и насеризма. Напомню, что в Ираке баасисты пришли к власти, положив конец британскому господству, 14 июля 1958 года. Дата отнюдь не случайна — здесь вполне очевидна отсылка к Великой французской революции. Вопрос о свет­ском характере власти был тогда решён в пользу учреждения авторитарной «якобин­ской» республики, следующей французско­му образцу. Якобинская модель, отрицаю­щая право на культурное и политическое разнообразие, предполагает подавление меньшинств. Всякое отличие воспринима­ется как измена. Это один из ключевых мо­ментов для понимания проблемы иракского общества, где сосуществуют сунниты, курды и шииты. Пропитанный такими якобински­ми ценностями, баасизм закономерно выро­дился в диктатуру Саддама Хусейна.

Марокканская «Либерасьон», ежедневная газета социалистического толка писала, что даже если «исход матча был предре­шен», Саддам Хусейн остаётся «тупым ци­ником, погрязшим в баасизме, светскости и арабском национализме в его самой извра­щённой, разнузданной и преступной фор­ме». А другая ежедневная газета «Аль-Бай­ан» от 10  апреля утверждала:

«Впрочем, таков удел всех арабов — опираясь на живые силы народа вновь взять судьбу в собственные руки, созидая современное об­щество, основанное на эффективном граж­данском участии и вовлечённости граждан в управление страной. Вне всякого сомнения, многие из тех, кто испытывает ностальгию по арабскому национализму [...], а также адеп­ты обскурантизма и мракобесия не оставят попыток затуманить зрение арабских масс, стремясь вовлечь их в конфликт религий и цивилизаций. В то самое время, когда важ­нейший вопрос — это мобилизация сил в преддверии борьбы с империализмом и обез­доленностью, за демократию и прогресс».

В Алжире, «Котидьен д'Оран», самая высо­котиражная из франкоязычных газет, ут­верждала: падение Багдада похоронило «множество мифов, В том числе о единстве арабского мира, оказавшемся фикцией, и о национальной солидарности, якобы суще­ствующей внутри арабских стран». В газете говорилось: арабские страны должны усво­ить — отныне они не «являются военными державами, и что в случае агрессии со сто­роны сверхдержавы о «межарабской соли­дарности» не может быть и речи».

В противовес заявлениям о необходимости авторитарного политического объедине­ния арабского мира в арабских обществах развиваются, однако, и другие течения. В них звучит призыв к признанию культур­ных, политических и религиозных мень­шинств, развитию гражданского самосо­знания, многопартийности, о свободной и независимой прессе, ослаблении государст­венного контроля над отправлением му­сульманских обрядов, одним словом, при­зыв к созданию правового государства.

Необходимость политической демократии

Десятого апреля 2003 года, на следующий день после падения Багдада, бок о бок с обличениями колониальной войны и при­вычными утверждениями, в которых пора­жение Ирака объяснялось с помощью тео­рии заговоров (Саддам заключил секрет­ный союз с коалицией, чтобы тайно покинуть Ирак... оставив страну на ми­лость американцам!), в прессе Магриба по­явилось немало статей о природе иракско­го режима. Отсутствие политической де­мократии в арабском мире называлось в числе основных причин столь быстрого поражения в войне. Ахмед Букьюд писал в статье под названием «Уроки войны», опубликованной в марокканской газете «Байан Аль-Йоум»: «Истинная демократия не прибудет из-за границы на гусеницах танков, а это значит, что все, кого волнует судьба демократии, должны открыть глаза и начать закладывать её фундамент, сообщая своей стране силу права и закона, ценности сво­боды, обязательные для всех стран и всех людей».

В тот же день, 10 апреля, в редакционной статье газеты «Матен дю Сахара» читаем за подписью Хасана Аляу: «Вчера, во время напоминающего театрализованную казнь действа была свергнута статуя Саддама Ху­сейна. Его режим пал перед глазами милли­онов завороженных телезрителей. К вели­кой радости одной части иракского наро­да, к несчастью для непримиримых. [...] Потребовался двадцать один день, не боль­ше и не меньше, чтобы положить конец ре­жиму. [...] Все сдерживавшиеся в молчании эмоции внезапно хлынули наружу — после марш-броска морской пехоты, обвешанной изощрённым оружием и шоколадками для детей. [...] Падение Саддама Хусейна — это не просто смещение главы государства и крушение режима, считавшегося непрони­цаемым как альковные тайны. Это начало безжалостного хаоса, иррационального и дьявольского. [...] Однако искренняя, невинная и спонтанная горячность иракско­го народа определяет самую насущную про­блему: необходимость установления демо­кратического правления в стране с 23 миллионным населением, во второй стране мира по объёму нефтедобычи. [...] Будет ли этот процесс сопряжён с жестокой, смер­тоносной борьбой, с насилием, потребо­вавшимся для свержения режима и прави­теля?».

Передовая статья ежедневной «Адь-Байан­ от 10 апреля 2003 года была озаглавлена недвусмысленно — «Демократия». Журналист писал: «Войска американо-британской коалиции захватили Багдад [...] Иракский ре­жим не получил ожидаемой поддержки на­рода. [...] Агрессия сопровождается множе­ством жертв. [...] Таким образом, иракский народ стал двойной жертвой — ошибок соб­ственных правителей и притязаний агрес­соров. [...] У него нет другого выхода кроме борьбы за независимость и демократию».

«Индепандан» считала, что «арабы пожина­ют то, что посеяли» и «ещё долго будут оставаться в роли жертв», так как оказались «не­способны сформировать демократические государства». В «Экономисте» от 11 апреля Абд-эль-мунаим Дилами писал в редакционной статье, озаглавленной «Диктатуры»: «Режим Саддама Хусейна окончил свои дни так же, как начинался — окутанный тайной. Однако крушение режима чревато далеко идущими последствиями. [...] До тех пор, пока народы этого региона сами не избавят­ся от правящих ими диктаторов, до тех пор, пока они не станут распоряжаться собствен­ной судьбой, они будут оставаться «рогонос­цами истории». [...] Единственный выход­ начать с эффективного самоуправления. За­ тем достичь устойчивого экономического роста и, наконец, попытаться стать держа­вой, с которой считаются. Начинать с кон­ца значит обречь себя на поражение». Влиятельная алжирская «Аль-Ватан» отме­чала: «Сталинград, обещанный армии пер­вой мировой сверхдержавы, не удался». «Призывы к сопротивлению или к джихаду в то время, когда в мире существуют тысячи полей битвы — это размягчающая полити­ка, не делающая чести тем, кто её исповеду­ет». Журналист А. Самиль продолжает. Учи­тывая, что Саддам Хусейн и его режим про­играл войну, которую он не смог ни предот­вратить, ни провести должным образом, самым простым было бы оставить иракцев единственными судьями иностранной оккупации, обрушившейся на их родину. Люди жгут то, чему вчера вынуждены были по­клоняться, вне зависимости от того, пло­хой или хороший приём будет оказан солда­там коалиции, отныне они будут принимать участие в решении судеб Ирака.

Даже правительственная ежедневная газе­та «Аль-Муджахид» утверждала в то время, что «урок, который следует вынести» из па­дения иракского режима состоит в том, что «нельзя бесконечно откладывать демокра­тические преобразования в наших стра­нах», под угрозой невозможности «огра­дить себя от внешней агрессии».

* * *

Недавняя война в Ираке, нанесённые ею раны, её характер, её возможное продолже­ние в иных формах и её жестокость ослож­няют разрешение важнейшего вопроса, стоящего перед этим регионом: установле­ние демократических правительств. Война оживляет воспоминания об эпохе нацио­нально-освободительных движений и по­рождает мощную волну национального са­мосознания, провоцирует возврат к поли­тическому патриотизму на религиозной ос­нове, в котором, как в XIX столетии, в период французских и британских колони­альных завоеваний, роль последнего при­станища играет ислам. Этот процесс национального сопротивления может привести к выталкиванию на политическую обочину истинной демократической элиты, кото­рая могла бы развиться в политическом пространстве арабского мира.

В предстоящее бурное время ключевой про­блемой остаётся формирование демократической оппозиции. Французские и европей­ские левые должны стремиться к союзу с этими силами демократической оппозиции, а не оставаться на узкой тропинке пацифиз­ма. Если союз с гражданскими и демократи­ческими силами, с движениями гражданско­го общества не увенчается успехом, можно ожидать, что политический исламизм вновь займёт всё политическое поле, превращая эту колониальную войну на новый лад в кон­фликт религий и цивилизаций.

Перевод с французского Марка Дадяна