Оглавление:
К читателю
Тема номера
-
Тенденции развития современной журналистики
-
Практика свободы слова
-
СМИ, власть и бизнес в современной России
Семинар
ХХI век: вызовы и угрозы
Концепция
Дискуссия
Свобода и культура
Новые практики и институты
Личный опыт
Идеи и понятия
Из зарубежных изданий
Другая страна
Nota bene
№ 21 (2) 2002
Тенденции развития современной журналистики
Что такое «свободные СМИ», какова их социальная роль, какой должна быть журналистика в демократическом обществе, как живут СМИ в современной России — эти проблемы постоянно обсуждаются u на семинарах Школы, u на страницах нашего журнала. Предлагаем вниманию читателя три взгляда на медиа-проблемы: британского журналиста; шведского правозащитника u российского медиа-менеджера.
У журналистов всех стран есть одна общая задача: контролировать власть. Это касается как государственной власти на всех уровнях, так и частной — власти бизнеса, партий, не правительственных организаций. Что касается России, то в ее истории власть никогда не находилась под общественным контролем. Первые российские газеты и журналы, выходившие до революции, были или коммерческими изданиями, или органами политических партий. И «объективная журналистика», которая пытается описывать события так, как они происходят, была очень слаба. В Советском Союзе появились новые медиа — радио и телевидение, но они были в монопольном владении государства и партии. Это соответствовало идее Ленина о печати, как коллективном организаторе и пропагандисте.
Сейчас ситуация, конечно, изменилась, и после крушения СССР возникла сложнейшая проблема: как создать свободные СМИ в обществе, которое стремится к демократии? Как писать, информировать и при этом контролировать власть? Здесь надо сделать два замечания.
Во-первых, журналистика — это часть культуры. Она имеет смысл внутри национальной культуры. И потому необходимо понимать эту культуру. Особенно сейчас, в глобализирующемся мире, нужно больше, чем когда-либо, понимать, как данная культура взаимодействует с другими культурами. Ведь теперь ни одна страна не может быть островом, даже если она — остров, как Великобритания.
Культуры всех стран различаются, и каждая страна — особенная. Описывая, например, первую чеченскую войну, российские журналисты поступали так же, как и американские, описывая вьетнамскую войну. Однако восприятие войны русскими и американцами (не журналистами, а обычными гражданами) очень различно. Если посчитать, сколько россиян погибло за последнее столетие от голода, репрессий и войн, получится свыше 50 миллионов человек. У нас не было такого опыта. Конечно, западные страны тоже воевали, но у нас не было таких жертв, едва не уничтоживших нацию. Но мало того, что Россия понесла огромные потери, они еще и засекречивались, о них запрещено было говорить. И все это стало частью национальной культуры, частью коллективной памяти. Поэтому, обращаясь к населению, имеющему такую память, мы должны осознавать это. Это гораздо важнее, чем описывать войну, подобно американским репортерам во Вьетнаме. Их опыт не бесполезен, но он менее важен, чем понимание того, как люди в России воспринимают войну, какова культурная реакция на войну. Так что первая задача журналистов — объяснять не только события (что само по себе непросто), но и общественную реакцию на них.
Во-вторых, наиболее распространенная модель журналистики сегодня — американская. Тому есть две причины. Первая состоит в том, что в Америке, больше чем где бы то ни было, журналистика помогала создавать страну, гражданское общество, образ жизни гражданина. Если вы, как я, любите вестерны, то знаете, что в них часто фигурирует такой персонаж, как редактор газеты маленького городка — какой-нибудь «Oberline Gazette» или «Dodge Inquirer». Обычно это такой усатый анархист, который пытается, часто безуспешно, говорить правду о различных центрах власти города.
В конце ХIХ-начале ХХ веков огромные потоки иммигрантов устремились в Америку, в ее растущие города. Газеты рассказывали новым американцам о жизни городов и всей страны, помогая им становиться гражданами. Стиль газет был простонародным, боевым, агрессивным, часто скептическим, почти всегда очень патриотическим. Обращаясь к новым гражданам, газеты создавали новые жанры. Например, жанр интервью с публичными персонами, политиками, был открыт именно американскими журналистами. Конечно, и раньше журналисты разговаривали с политиками, но они не публиковали эти беседы. Это тоже был способ контроля: выставлять на суд публики то, что говорят люди власти.
Другая причина, по которой Америка важна для нашей профессии, в том, что американский стиль подачи новостей, благодаря таким организациям, как CNN или «Sky», стал глобальным. Акцент делается на скорости, максимально точном изображении происходящих событий и моментальном анализе. Например, во время кризиса в России осенью 1993 года, CNN транслировало репортажи из Москвы 24 часа в сутки — и весь мир видел, что происходит.
Но эту модель можно считать образцовой только до определенной степени. Она исходит из того, что все можно показать, что события рациональны и могут быть относительно быстро и ясно объяснены. Но это далеко не всегда так. Например, в России, откуда я несколько лет пытался делать репортажи, власть часто очень трудно понять. Она не кажется рациональной и не прозрачна.
Потому журналистика в России, на мой взгляд, имеет даже большее значение, чем на Западе. Она должна сформировать свои собственные стандарты открытости и рациональности. В современных условиях России журналистика, возможно, больше миссия, чем профессия. Конечно, и профессия: журналисты работают, они должны добиваться успеха на рынке, зарабатывать на жизнь, кормить свои семьи. Но эта работа во многом определяется всё же миссией создания независимой журналистики. Это должно быть все время в сознании — или, по крайней мере, в подсознании.
Журналисту нужен образ ответственного гражданина, который хочет знать, что происходит в стране и мире — и имеет право это знать. Надо держать в голове образ гражданина, который заслуживает того, чтобы узнавать о том, что происходит вокруг — ясно, рационально и достаточно быстро. Надо ориентироваться на этот образ, даже если власть его не принимает.
Как это делается на Западе? В чем различия между нами? Нам проще делать свое дело, поскольку — по крайней мере, в теории, а часто и на практике — наши правительства соглашаются с тем, что общество имеет право знать, а потому их действия являются прозрачными, рациональными и ответственными. Разумеется, они не всегда таковы и многое скрывают, иногда лгут, часто пытаются делать «хорошую мину при плохой игре». Но в целом, в сравнении с Россией и остальным миром, существует модель, с которой все согласны. Так должно быть,даже если на деле это не так.
В значительной мере наша работа — и на Западе, и в России — заключается в информировании. Мы даем информацию о погоде (для Британии это особенно важно, у нас разговоры о погоде — основной способ общения), о дорожном движении, о телевизионных программах, о деятельности и решениях правительственных органов, о принятых законах, о новых книгах, звукозаписях, спектаклях, фильмах. И так каждый день.
Но новости — это больше, чем информация. Новости — это еще и взгляд на мир. Мой испанский коллега М. Бастеньер из газеты «Еl Pais» говорит, что не существует такой вещи, как объективность. Я с ним не совсем согласен. Объективность — это цель, идеальное состояние. Это как рай: туда никогда не попадешь (говорю о себе), но он есть. Но, естественно, новости — это выбор; крошечная часть огромной массы событий и фактов, происходящих ежедневно. И отбор того, что попадет в выпуск или в газету, всегда субъективен.
Кроме того, новости — это товар на рынке. Люди платят за них тем или иным способом. Они или хотят, или не хотят этого товара. Сейчас, особенно на Западе, бытует мнение, что они его не хотят. Гораздо важнее развлечения, которые, в той или иной форме — на телевидении, в компьютерных играх, в торговых галереях, в кино — занимают большую часть нерабочего времени. Час за часом, каждый день, особенно у детей. Один американский писатель даже выпустил книгу под названием «Экономика развлечений», в которой утверждает, что развлечение само по себе стало одним из главных двигателей экономики.
Это — огромный бизнес, миллиарды долларов ежегодно. Огромные корпорации заняты этим бизнесом — «Тайм Уорнер», «Ньюс», VIACOM, Дисней и др. Большинство из них — американские, и значительная часть этой индустрии — американская. В большинстве стран смотрят не телепрограммы собственного производства, а нечто, произведенное в Америке. Так обстоят дела и в России, и в Британии, и в большинстве стран мира.
Впрочем, огромные медиа-корпорации есть не только в Америке. Например, корпорация Сильвио Берлускони в Италии. Предложив публике телевизионную смесь из блокбастеров, игровых шоу и мыльных опер, Берлускони стал богатейшим человеком Италии и премьер-министром. Так возникло — впервые в мире — уникальное явление, когда один человек фактически держит в руках все телевидение в стране (кроме собственной корпорации, он, как премьер-министр, контролирует государственное и общественное телевидение). Уникальная комбинация политической и информационной власти.
Индустрия развлечений все больше окружает нас. Ее звезды гораздо известнее и для многих авторитетнее, чем политики. Многие корпорации, например, «Тайм Уорнер» и «Ньюс», объединяют в этой индустрии ранее различные виды бизнеса — кино, телевидение, новости. Тенденция такова, что развлечения становятся новостями, а новости — развлечением. Между ними все труднее про вести границу, все сложнее отличить одно от другого.
После 11 сентября все больше людей хочет знать новости о Среднем Востоке, Афганистане, терроризме и его причинах. Но и это происходит в мире развлечений. Многие говорили, что случившееся в тот день в Нью-Йорке происходило «как в кино». Я сам вначале принял репортаж за кино: включил телевизор и подумал, что показывают какой-то фильм-катастрофу. А потом медиа сделали все, чтобы показать войну против терроризма в Афганистане как фильм-катастрофу. Чтобы это была ужасная, но быстрая война со счастливым концом.
Это тенденция. Реальность, несомненно, существует, и люди об этом знают. Но все равно, они все больше смотрят на реальность через призму развлечений. Их взгляд на мир сейчас гораздо сильнее, чем в прошлом, определяется тем, что показывают по телевидению — развлекательному телевидению! И политиков теперь часто оценивают только по их привлекательности для медиа. А медиа в свою очередь оцениваются по их развлекательной ценности, и потому они должны шокировать, удивлять, удерживать внимание. Таким образом, политики становятся частью развлекательного зрелища. Яркий пример — программа «Куклы», которая использует карикатурные образы политических лидеров (хотя они и так смешные — но программа делает их еще смешнее). Собственно, почему нет? У них власть, они управляют нами, принимают для нас законы — в ответ люди имеют право не только соглашаться или спорить с политиками, но и смеяться над ними.
Но если медиа воспринимают все — политику, общественную жизнь — только таким образом, то возникает определенная опасность впасть в цинизм. Цинизм может проистекать из ощущения, что власть невозможно контролировать. Что она непрозрачна, неразумна, слишком многое скрывает, не позволяет задавать себе вопросы (или дает на них бессмысленные ответы). Вполне естественно, что человек становится циничным по отношению к такой власти.
Мне кажется, цинизм или скептицизм очень распространен среди российских журналистов. В такой ситуации для журналистов очень важно помнить об образе гражданина, которому они обязаны говорить правду. Ведь у журналистов другой уровень ответственности. Они участвуют в общественной жизни иначе, чем большинство других людей. Мы претендуем на то, чтобы рассказывать людям нечто — иногда удивительное, иногда неприятное, иногда опасное для общества. И, если мы не ограничиваемся про сто репортажем, а предлагаем некий анализ, делаем некий выбор того, что и как говорить, то тем самым заявляем, что мы знаем что-то больше и лучше, чем другие граждане. Это и обуславливает другой уровень. Мы как бы заявляем, что знаем скрытую часть правды. Поэтому мы обязаны постоянно спрашивать себя, действительно ли мы знаем то, о чем говорим, и как мы об этом говорим.
Цинизм, скептицизм, чувство разочарования, порожденные не возможностью говорить правду, вполне оправданы. Но есть другой вид цинизма, более простой. Отношение, основанное не столько на знаниях, расследованиях, журналистском опыте, сколько на желании просто шокировать, удивить, привлечь внимание. Право быть циничным надо заработать. Но, даже если оно заработано, его ни в коем случае не достаточно.
У всех нас, журналистов, нет иного выбора, кроме как ориентироваться на ответственного, активного гражданина. Именно к нему мы обращаемся. Он хочет знать о своем обществе и о мире, и у него есть на это право. Если мы забываем о нем, если становимся слишком циничными и говорим «в конце концов, это неважно» — мы вредим нашей профессии и самим себе.
Перевел с английского Юрий Гиренко



