Общая тетрадь

№ 67 (1) 2015

Хорошая новость, которую вы не слышали, и кое-что еще

Эволюция требует, чтобы люди обращали внимание на движущиеся предметы. Если бы наши далекие предки по ошибке сосредоточились на созерцании только мед­ленных и неявных перемен в среде обитания, то долго бы не протянули и стали добычей хищников. Поэтому мы, их потомки, внимательно следим и за деятель­ ностью Исламского государства, и за развитием ситуа­ции на Украине. Однако в ХХI веке мы совершили бы большую глупость, если обращали бы внимание только на движущиеся предметы. Как говорил Эйнштейн, не все то, что поддается наблюдению и измерению, достойно стать знанием, и не все то, что достойно стать знанием, поддается измерению. В некоторых немало­важных случаях процессы протекают неявно, а причина и следствие разделены слишком многими пластами вре­мени и пространства, чтобы их можно было мгновенно установить и подвергнуть причинно-следственному анализу. Тем не менее они существуют и заслуживают нашего внимания. Одно из таких неявных, медленных и вместе с тем чрезвычайно важных изменений — это постепенное превращение человечества в одно большое самообучающееся сообщество. Последствия этого про­цесса сопровождают нас в повседневной жизни. При­веду несколько примеров.

Когда-то в мире существовали культуры, создающие блага, и культуры, их присваивающие. А сегодня мы обсуждаем необходимые уровни налогообложения и регулирования, и ни одно общество не рассматривает разбой и грабеж в качестве надежного пути к благосо­стоянию. Произошло ли в истории что-либо, что решаю­щим образом повлияло на достижение такого консенсу­са? Наверно, нет. Является ли данное обстоятельство причиной, чтобы не замечать важность этого консенсуса? Очевидно, что нет. Или возьмите, к примеру, смертную казнь. В XIX веке смертная казнь существовала почти во всех странах; сегодня это наказание не применяется в 140 странах. Есть в этом, безусловно, заслуга и международ­ной амнистии, и различных органов Европы, но, скорее всего, это следствие куда более общего размышления и постижения смыслов. Или проблема высокой инфляции и гипер­инфляции. В 90-х годах прошлого века почти 40 государств мира находились под постоянным воздействием гиперинфля­ции. В последние десять лет она суще­ствовала только в Ираке и Зимбабве. Похоже, что регулирующие структуры во всем мире признали преимущества финансовой осмотрительности. В XVIII веке один из шведских королей, вдохнов­ленный примером Оттоманской империи, решил создать орган по надзору за деятельностью правительства (институт омбудсмена). В наши дни подобные орга­ны действуют более чем в 80 странах. Или разводы: 50 лет назад расторжение брака было запрещено в Бразилии, Чили, Италии и Испании. Сегодня запрет на раз­вод существует только на Филиппинах. Похоже, мы постоянно пересматриваем основы того, что возможно и что жела­тельно, и попутно изучаем подобных нам индивидов во всем мире. В результате мы сформировали, по сути, самообучающееся сообщество, и эта констатация, возмож­но, и есть лучшая новость на 2015 год.

Надо признать, что нам необходим этот процесс, ибо как еще преодолевать коварные воды и минные поля нашей взаимозависимости. Их называют «бес­паспортными проблемами», и таких про­блем множество. В наши дни это, напри­мер, лихорадка Эбола в Африке или более глобальная проблема изменения климата. Однако центробежных сил, которые преодолевают локальные грани­цы и перемешивают наши судьбы, гораз­до больше. Когда финансовый сектор США производит некачественный продукт или когда управление государствен­ными финансами Греции не соответству­ет должному уровню, то последствия ощущаются во всем мире. Когда в надеж­де поправить здоровье детей индийские матери чересчур усердно налегают на антибиотики, они тем самым повышают вероятность появления инфекций, устой­чивых к лекарствам, в других частях мира. Когда какой-то инвазивный вид животного или растительного организма из одной части света перевозится в другую в балластной цистерне огромного контейнеровоза, то угроза нависает над местной морской флорой и фауной везде, где останавливается судно. Применение какой-либо страной оружия массового поражения способствует искажению норм и общественного неприятия подоб­ных действий. Система организации пти­цеферм в Таиланде или свиноферм в Китае представляет для всех людей в мире повод для беспокойства о своем здоровье, поскольку 80% инфекций пора­жают как животных, так и людей, а при скученном содержании животных увеличивается вероятность мутаций пато­генных микроорганизмов и возникнове­ния очередной пандемии. Морские био­логи сообщают, что они находят следы пластмасс в тканях рыбы, выловленной во всех частях мира. Мы обращались с океанами и морями как если бы они были одной гигантской фабрикой по перера­ботке мусора и теперь начинаем употреб­лять в пищу, пусть пока и в мизерном количестве, отходы жизнедеятельности человека. Однако объемы такого потреб­ления постоянно растут.

А теперь вернемся к изменению климата, абсолютной центробежной силе. Ничто не нарушило непроницаемости нацио­нальных границ так, как фактор измене­ния климата. Промышленные выбросы в атмосферу в каком-либо конце мира ока­зывают на климат такое же воздействие, как и выбросы в городе, где вы живете. «Далеко» ли, «близко» ли больше не имеет значения. Даже самая мощная дер­жава не столь сильна, чтобы отгородить­ся от последствий деятельности других стран. Нашему самообучающемуся со­обществу понадобятся единое сознание и единый язык для дальнейшего анализа этих грандиозных проблем. Под влияни­ем «беспаспортных» проблем и центро­бежных сил сложился мир, в котором мы живем бок о бок с миллиардами таких же людей, как мы. У нас одна общая плане­та и в перспективе общая судьба, но мы живем в своих странах и наша жизнь регулируется национальными граждан­скими процессами.

Другими словами, мы привыкли думать, что являемся хозяевами собственной судь­бы, тогда как наша жизнь все больше зависит от других людей. Как выстроить не только наши собственные судьбы, но и общую судьбу — вот, наверно, самый трудный и самый насущный вопрос наше­го времени. Разумеется, у нас есть несколько рабочих вариантов решения этой эпохальной проблемы взаимозависи­мости. Один из них подразумевает, что мы ничего не делаем и продолжаем верить, что международные дела можно вершить так, как если бы страны были прочны, как бильярдные шары, и вступали в нечастые, но предсказуемые контакты друг с другом.

Второй вариант — надеяться на то, что управление мировыми делами будет улуч­шаться стараниями блестящих технокра­тов на основе совершенствования инсти­туционального регулирования. Я не убеж­ден, что искомой цели можно достигнуть с помощью этих методов. Растущее пере­мещение капиталов, идей, товаров и люд­ских масс, порождающее упомянутые выше проблемы, отправило модель проч­ного бильярдного шара на свалку исто­рии. Многочисленные уровни глобально­го регулирования действительно содей­ствовали налаживанию широкого сотруд­ничества. Однако вызовы, с которыми нам придется столкнуться в связи с изменени­ем климата и «ответственностью по защи­те» (людей в различных конфликтах), а также глубина нашей растущей взаимозависимости требуют создания более фун­даментальной и прочной структуры, нежели та, которую способны обеспечить технократы. Необходимо подлинное и полноценное взаимодействие. Мы долж­ны воспитать в себе гражданственность, став достойными гражданами мира.

Долгое время гражданское образование считалось скучным изучением принци­пов работы правительственных учрежде­ний. Однако в своей основе граждан­ственность — это то, что мы делаем для совместного управления нашим общим достоянием — областей, где мы зависим друг от друга. Государственные институ­ты — это следствия, а не причины нашего чувства гражданственности. Вдумайтесь, например, в слова приветствий, с которы­ми мы обращаемся друг к другу. Мы про­износим приветствия автоматически, не задумываясь. Однако в них заключен глубокий смысл. Во всех трех авраамических религиях — исламе, христианстве и иуда­изме — смысл приветствия концентриру­ется в пожелании «мир вам». Кстати, ритуал отдания воинской чести основан на обыкновении показывать, что у вас нет оружия и что вы пришли с миром. Считается, что и обычай пожимать при встрече руку имеет в основе сходное намерение показать, что обе стороны не вооружены и не замышляют зла. В Индии «намасте» означает «я вас почитаю» и ответом служат те же слова. В Южной Африке «савубона» означает «я вижу вас». Все эти общие черты важны и гово­рят о многом. Человечество, похоже, при­шло к заключению, что лучший способ начинать взаимодействие — это подтвер­дить, что все участники общения при­знают и уважают друг друга и никому не нанесут вреда. В известном смысле это заключенный в наших приветствиях «код доверия». Еще больше смысла этот код приобретает, если обратиться к истории. Мы не всегда приветствовали незнаком­цев такими словами. В своей недавно вышедшей книге «Мир, каким он был до недавнего времени» (ТЬе World Till Yesterday) Джаред Даймон описывает мир наших предков, которые вели пле­менной образ жизни. В этом мире люди подразделялись на три категории: друзья, враги и чужаки. Что делать с друзьями и врагами, в общем, понятно. Главный вопрос — как поступать с чужими. Даймонд показывает, что к чужакам, в сущности, относились как к врагам, поскольку особых причин для общения с ними не было. Похоже, что свое детство человечество провело в мире, где большинство незнакомцев считались врагами. Постепенно мы создавали более сложные социальные и географи­ческие образования и уже не могли счи­тать чужих обязательно плохими людь­ми, так как были заинтересованы в их помощи и сотрудничестве. Поэтому нам пришлось выработать обычаи и норма­тивно-правовую базу, исключающие причинение вреда, а также признать и под­твердить равенство всех участвующих сторон. Кант, например, исследовал право на гостеприимство в своем класси­ческом труде 1795 года «К вечному миру», где постулировал право каждого человека надеяться на то, что с ним не будут обращаться как с врагом только потому, что он чужой. Следовательно, вопрос, стоящий перед нашим все более взаимозависимым миром, заключается в том, сможем ли мы и если сможем, то как найти способ наладить отношения не только с теми, кто находится в поле зре­ния, но и с миллиардами людей, которые живут далеко, но также являются соавто­рами нашей судьбы.

К счастью, у нас есть дополнительные резервы порядочности и гражданствен­ности. Нам без конца говорят о живот­ной природе и животном поведении человека. С детства мы видим документальные фильмы о природе, в которых животные рвут друг друга на части. По­-видимому, кто-то надеется внушить нам, что естественным законом жизни является выживание любой ценой. В вузе у многих из нас был курс политической теории, изучая которую мы познакоми­лись с работами Томаса Гоббса. Он утверждает, что человек человеку по­-видимому волк, а единственный способ получить власть над зверем — это подчиниться более крупному зверю, Левиафану. Вспоминается и то, что Адам Смит сове­товал нам, готовя обед, рассчитывать не на благотворительность мясника и бака­лейщика, а на их шкурный интерес.

Специалисты по международным отно­шениям громогласно обличают великие державы: они-де всегда были опасными и безответственными игроками и ничто не в состоянии помешать им оставаться таковыми в дальнейшем. И тем не менее никто не смог убедить нас в том, что люди должны вести себя как звери. Возьмите игру «Ультиматум». Там одно­му из участников выдают на руки 100 долларов и предлагают, чтобы он поде­лился с другим участником. Игра назы­вается «Ультиматум», потому что второй участник не в состоянии повлиять на размер предлагаемой ему суммы и пото­му ему, по сути дела, предъявляют уль­тиматум. У него всего два варианта: либо принять сумму, либо ее отвергнуть. В последнем случае оба остаются ни с чем. Если бы мы все были уверены в животной натуре других людей, то было бы логично ожидать, что сумму станут заурядно делить в соотношении 99 к 1.

Первый участник сглупил бы, если бы предложил второму сумму, превышаю­щую 1 доллар, так как его корысть заключается в том, чтобы взять как можно больше; второй участник сглупил бы, отказавшись от 1 доллара, так как это все же лучше, чем ничего. Но за те тридцать лет, что данный эксперимент проводится во всех уголках мира, было замечено, что мы поступаем совсем иначе. Соотношение составляет в сред­нем 55 к 45; это, конечно, не 50 к 50, но достаточно близко. Еще более показательно, что соотношение, например, 75 к 25 обычно отвергается вторым участ­ником — поступок, казалось бы, вполне иррациональный, если бы нашим един­ственным жизненным кредо было толь­ко извлечение максимальной выгоды. Впрочем, многие из нас, похоже, даже готовы пострадать, лишь бы не допу­стить вопиющей несправедливости. Ви­димо, мы нутром чувствуем, насколько важна справедливость, хотя нас этому никто не учил.

У этой игры есть другая разновидность: первому участнику вновь вручают 100 долларов и говорят, чтобы он поделился со вторым, но на этот раз у второго нет права отвергнуть предложенную сумму, то есть отсутствует право вето. В этой игре, которая называется «Диктатор», соотношение сумм составляет в среднем 70 к 30, а четверть участвующих предла­гают 50 долларов и даже больше, хотя наказания, предложи они 100 к О, для них не предусмотрено. Так что же происхо­дит? Может быть, мы вовсе и не корыст­ные твари? К счастью, ученые не переставали задавать эти вопросы и после Гоббса со Смитом. Американский биолог, эколог, писатель Эдвард Уилсон, напри­мер, доказал, что эволюционный ресурс наличествует у эгоистичных индивидуу­мов, но в большей степени — у солидар­ных групп. Не потому ли мы противо­стоим явной несправедливости, невзирая на то, что порой за это приходится расплачиваться, и проявляем гораздо больше щедрости, чем свойственно закоренелым эгоистам?

Американский политолог Роберт Аксельрод решил выяснить, как без воз­действия центральной власти может налаживаться сотрудничество, и разрабо­тал экспериментальные модели, которые показали, что наиболее успешными и гибкими являются стратегии, которые начинаются с сотрудничества, но вклю­чают и периоды отказа от него. Иными словами, верить в человека до определен­ного предела не только не глупо, но и разумно. Элинор Остром продемонстри­ровала, каким образом мы без участия всесильного государства налаживаем сотрудничество и ставим на место эгои­стичных паразитов. За эту работу она получила в 2009 году Нобелевскую пре­мию по экономике. Она показала, что принадлежность к одним и тем же норма­тивным и социальным сообществам, посещение одних и тех же кафе и баров, стремление завоевать авторитет, следуя одним и тем же правилам, создает пред­посылки для обязывающих обществен­ных договоров. Другие экспериментато­ры убедительно доказали, что для нас важно мнение о нас наших коллег. Когда в одном учреждении над коробкой для взносов на общественную кофеварку прикрепили фото с изображением глаз человека, пожертвования существенно возросли. Мы научились не только отве­чать взаимностью, но и учитывать точку зрения и взгляды наших коллег. Мы знаем, что не можем выживать и пре­успеть без взаимодействия с коллегами. Наиболее известные доводы в пользу такой постановки вопроса приведены израильским историком Ювалом Ноем Харари. В книге «Человек разумный» (2014) он доказывает, что ни один другой представитель биологического вида не взаимодействует со столь значительным числом своих сородичей и не использует в этих целях так много гибких методов. Ни одно другое свойство человека, утверждает Харари, не способно объ­яснить, почему мы занимаем присущее нам место в цепочке живых существ. Может быть, именно поэтому во многих философских и религиозных учениях человечество характеризуется как взаи­мозависимая система.

Нобелевский лауреат премии мира 1984 года Десмонд Туту считает традицион­ное африканское мировоззрение «убун­ту» воплощением принципа «я есть, потому что мы есть». Категорический императив — ведическая категория «Ва­судева Кутумбакам» (Вся вселенная — одна семья), все это суть отражения соответствующего умонастроения. Су­ществует еще один эксперимент, с помощью которого проверяются ритмы нашего настроя на сотрудничество. Это «игра в общественное благо», в ходе которой пяти или более участникам вру­чается по 100 долларов с условием, что любой взнос в общую копилку будет увеличен на 50%, а образовавшуюся сумму поделят поровну между всеми членами группы. Как можно заключить из игр, описанных ранее, кто-то жертво­вал значительные суммы, кто-то неболь­шие или совсем ничего. Эксперименты показали, что в первом круге взносы составляли в среднем около трети выданной суммы. Но когда игра пошла по второму, третьему кругу и далее, доб­ровольные пожертвования стали сокра­щаться. Мы готовы проявлять солидар­ность, но не хотим, чтобы нас дурачили: когда мы видим, что кто-то вносит мень­ше нас и наживается на нашей щедро­сти, то это противоречит нашим поня­тиям о равноправии и мы сокращаем взносы. Увеличить объем добровольных пожертвований и поддерживать их на определенном уровне помогли две меры: участникам было позволено наказывать (пусть и с убытком для себя) при­жимистых игроков и общаться друг с другом. Самюэл Баулз и Герберт Гинтис пишут в своем исследовании «Сотруд­ничающий вид» (А Cooperating Species), что наши лингвистические возможности позволяют нам формулировать социаль­ные нормы, сообщать эти нормы вновь прибывшим, привлекать внимание дру­гих к их нарушению и создавать коали­ции для наказания нарушителей. Похо­же, что нормы выявляются и объясняют­ся посредством общения. Юристы и подавляющее большинство экономистов долгие годы убеждали нас в том, что нам необходимы контракты, обеспеченные правовой санкцией. Однако нам необхо­димо также научиться больше доверять друг другу, без чего не может функцио­нировать ни одна система. Мыслителем, обосновавшим верховенство доверия, был Конфуций. В его «Аналектах» (XII.7) есть блестящий пассаж, в кото­ром сравнивается важность для жизни человека безопасности, пищи и доверия. Заканчивается он утверждением, что доверие важнее безопасности и пищи, поскольку ни безопасность, ни пища не могут быть обеспечены без минималь­ной степени доверия. Немецкий полити­ческий философ Клаус Оффе пишет, что без доверия невозможны координация и сотрудничество, так как и то и другое предполагает существование побуждаю­щих представлений, отношений и ожи­даний. Вообразите все те многочислен­ные обстоятельства, в которых нам еже­дневно приходится оказывать кому-то доверие: мы верим, что некто удостове­рился в безопасности воды, которую мы пьем, и в том, что есть ее достаточный запас на будущее. Мы надеемся, что не­кто контролирует работу банков, чтобы наши вклады стоили больше, чем бума­га, на которой напечатаны выписки из банковского счета. Мы верим, что само­лет, на котором мы собираемся лететь, отвечает определенным требованиям и не развалится в полете. Мы надеемся, что кто-то позаботился о том, чтобы программы, по которым учатся наши дети, в достаточной степени соответ­ствовали будущим потребностям рынка труда. Мы надеемся, что дороги, по которым мы ездим, спроектированы с учетом стандартов безопасности, что на них не будет поворотов под углом 90 градусов и что на перекрестках зеле­ный свет светофора не зажжется одновременно для всех автомобильных потоков. Мы ложимся спать с верой в то, что здания, в которых мы живем, выдержат  напор воды при наводнении и не разрушатся при землетрясении, и что их стены сделаны не из асбеста и не насыщены радоновыми газа­ми. В повседневной жизни мы исходим из того, что, став жертвой преступления, мы всегда можем прибегнуть к помощи поли­ции и суда, которые будут руководство­ваться законом и нормами права, а не рас­четами на личное обогащение и денежное вознаграждение. Мы надеемся, что напечатанные десятым кеглем на 27 страни­цах правила и условия договора на полу­чение кредитной карты, присвоение адре­са электронной почты, прокат автомобиля или открытие страницы в Facebook не являются грабительскими. Мы рассчиты­ваем, что лекарства, которые мы принима­ем, и курс лечения, который нам назначи­ли, основаны на новейших достижениях современной медицины. Этот перечень можно продолжать бесконечно, и он нико­гда не будет исчерпывающим.

Международное разделение труда, ле­жащее в основе нашего процветания и благополучия, заставляет нас доверять все большему числу людей. Стимулирование и поддержание такого доверия — ключ к преуспеянию, а методы, которые мы можем для этого использо­вать, более чем очевидны. Мы должны восполнять, а не истощать ресурсы добросовестности и благопристойности. Начинать надо именно с этого. По мне­нию Кваме Эппайе, мы без особого труда можем согласиться с тем, что имеем определенные обязательства по отношению к другим людям; что мы не должны проявлять по отношению к ним жестокость и должны вмешаться и помочь, если их положение окажется невыносимым, и такая поддержка не потребует от нас больших жертв. Ще­котливый вопрос заключается в том, есть ли у нас иные обязательства? Чтобы ответить на него, Эппайе предла­гает прибегнуть к многовековой практи­ке спасительной беседы. К этому пред­ложению стоит прислушаться нам всем. Также не помешает избавиться от гор­дыни. Любое явное или неявное про­явление высокомерия способно разру­шить столь необходимое нам доверие и взаимопонимание. В наше время более востребованы такие качества, как любо­знательность и искреннее стремление к общению.