Оглавление:
К читателю
Семинар
Тема номера
Гражданское общество
Историческая политика
СМИ и общество
-
Журналистика как власть и ответственность
-
Зачем нужны журналистика, литература, образование, если они ничего не могут изменить?
Точка зрения
Горизонты понимания
Наш анонс
Nota bene
№ 67 (1) 2015
Хорошая новость, которую вы не слышали, и кое-что еще

Эволюция требует, чтобы люди обращали внимание на движущиеся предметы. Если бы наши далекие предки по ошибке сосредоточились на созерцании только медленных и неявных перемен в среде обитания, то долго бы не протянули и стали добычей хищников. Поэтому мы, их потомки, внимательно следим и за деятель ностью Исламского государства, и за развитием ситуации на Украине. Однако в ХХI веке мы совершили бы большую глупость, если обращали бы внимание только на движущиеся предметы. Как говорил Эйнштейн, не все то, что поддается наблюдению и измерению, достойно стать знанием, и не все то, что достойно стать знанием, поддается измерению. В некоторых немаловажных случаях процессы протекают неявно, а причина и следствие разделены слишком многими пластами времени и пространства, чтобы их можно было мгновенно установить и подвергнуть причинно-следственному анализу. Тем не менее они существуют и заслуживают нашего внимания. Одно из таких неявных, медленных и вместе с тем чрезвычайно важных изменений — это постепенное превращение человечества в одно большое самообучающееся сообщество. Последствия этого процесса сопровождают нас в повседневной жизни. Приведу несколько примеров.
Когда-то в мире существовали культуры, создающие блага, и культуры, их присваивающие. А сегодня мы обсуждаем необходимые уровни налогообложения и регулирования, и ни одно общество не рассматривает разбой и грабеж в качестве надежного пути к благосостоянию. Произошло ли в истории что-либо, что решающим образом повлияло на достижение такого консенсуса? Наверно, нет. Является ли данное обстоятельство причиной, чтобы не замечать важность этого консенсуса? Очевидно, что нет. Или возьмите, к примеру, смертную казнь. В XIX веке смертная казнь существовала почти во всех странах; сегодня это наказание не применяется в 140 странах. Есть в этом, безусловно, заслуга и международной амнистии, и различных органов Европы, но, скорее всего, это следствие куда более общего размышления и постижения смыслов. Или проблема высокой инфляции и гиперинфляции. В 90-х годах прошлого века почти 40 государств мира находились под постоянным воздействием гиперинфляции. В последние десять лет она существовала только в Ираке и Зимбабве. Похоже, что регулирующие структуры во всем мире признали преимущества финансовой осмотрительности. В XVIII веке один из шведских королей, вдохновленный примером Оттоманской империи, решил создать орган по надзору за деятельностью правительства (институт омбудсмена). В наши дни подобные органы действуют более чем в 80 странах. Или разводы: 50 лет назад расторжение брака было запрещено в Бразилии, Чили, Италии и Испании. Сегодня запрет на развод существует только на Филиппинах. Похоже, мы постоянно пересматриваем основы того, что возможно и что желательно, и попутно изучаем подобных нам индивидов во всем мире. В результате мы сформировали, по сути, самообучающееся сообщество, и эта констатация, возможно, и есть лучшая новость на 2015 год.
Надо признать, что нам необходим этот процесс, ибо как еще преодолевать коварные воды и минные поля нашей взаимозависимости. Их называют «беспаспортными проблемами», и таких проблем множество. В наши дни это, например, лихорадка Эбола в Африке или более глобальная проблема изменения климата. Однако центробежных сил, которые преодолевают локальные границы и перемешивают наши судьбы, гораздо больше. Когда финансовый сектор США производит некачественный продукт или когда управление государственными финансами Греции не соответствует должному уровню, то последствия ощущаются во всем мире. Когда в надежде поправить здоровье детей индийские матери чересчур усердно налегают на антибиотики, они тем самым повышают вероятность появления инфекций, устойчивых к лекарствам, в других частях мира. Когда какой-то инвазивный вид животного или растительного организма из одной части света перевозится в другую в балластной цистерне огромного контейнеровоза, то угроза нависает над местной морской флорой и фауной везде, где останавливается судно. Применение какой-либо страной оружия массового поражения способствует искажению норм и общественного неприятия подобных действий. Система организации птицеферм в Таиланде или свиноферм в Китае представляет для всех людей в мире повод для беспокойства о своем здоровье, поскольку 80% инфекций поражают как животных, так и людей, а при скученном содержании животных увеличивается вероятность мутаций патогенных микроорганизмов и возникновения очередной пандемии. Морские биологи сообщают, что они находят следы пластмасс в тканях рыбы, выловленной во всех частях мира. Мы обращались с океанами и морями как если бы они были одной гигантской фабрикой по переработке мусора и теперь начинаем употреблять в пищу, пусть пока и в мизерном количестве, отходы жизнедеятельности человека. Однако объемы такого потребления постоянно растут.
А теперь вернемся к изменению климата, абсолютной центробежной силе. Ничто не нарушило непроницаемости национальных границ так, как фактор изменения климата. Промышленные выбросы в атмосферу в каком-либо конце мира оказывают на климат такое же воздействие, как и выбросы в городе, где вы живете. «Далеко» ли, «близко» ли больше не имеет значения. Даже самая мощная держава не столь сильна, чтобы отгородиться от последствий деятельности других стран. Нашему самообучающемуся сообществу понадобятся единое сознание и единый язык для дальнейшего анализа этих грандиозных проблем. Под влиянием «беспаспортных» проблем и центробежных сил сложился мир, в котором мы живем бок о бок с миллиардами таких же людей, как мы. У нас одна общая планета и в перспективе общая судьба, но мы живем в своих странах и наша жизнь регулируется национальными гражданскими процессами.
Другими словами, мы привыкли думать, что являемся хозяевами собственной судьбы, тогда как наша жизнь все больше зависит от других людей. Как выстроить не только наши собственные судьбы, но и общую судьбу — вот, наверно, самый трудный и самый насущный вопрос нашего времени. Разумеется, у нас есть несколько рабочих вариантов решения этой эпохальной проблемы взаимозависимости. Один из них подразумевает, что мы ничего не делаем и продолжаем верить, что международные дела можно вершить так, как если бы страны были прочны, как бильярдные шары, и вступали в нечастые, но предсказуемые контакты друг с другом.
Второй вариант — надеяться на то, что управление мировыми делами будет улучшаться стараниями блестящих технократов на основе совершенствования институционального регулирования. Я не убежден, что искомой цели можно достигнуть с помощью этих методов. Растущее перемещение капиталов, идей, товаров и людских масс, порождающее упомянутые выше проблемы, отправило модель прочного бильярдного шара на свалку истории. Многочисленные уровни глобального регулирования действительно содействовали налаживанию широкого сотрудничества. Однако вызовы, с которыми нам придется столкнуться в связи с изменением климата и «ответственностью по защите» (людей в различных конфликтах), а также глубина нашей растущей взаимозависимости требуют создания более фундаментальной и прочной структуры, нежели та, которую способны обеспечить технократы. Необходимо подлинное и полноценное взаимодействие. Мы должны воспитать в себе гражданственность, став достойными гражданами мира.
Долгое время гражданское образование считалось скучным изучением принципов работы правительственных учреждений. Однако в своей основе гражданственность — это то, что мы делаем для совместного управления нашим общим достоянием — областей, где мы зависим друг от друга. Государственные институты — это следствия, а не причины нашего чувства гражданственности. Вдумайтесь, например, в слова приветствий, с которыми мы обращаемся друг к другу. Мы произносим приветствия автоматически, не задумываясь. Однако в них заключен глубокий смысл. Во всех трех авраамических религиях — исламе, христианстве и иудаизме — смысл приветствия концентрируется в пожелании «мир вам». Кстати, ритуал отдания воинской чести основан на обыкновении показывать, что у вас нет оружия и что вы пришли с миром. Считается, что и обычай пожимать при встрече руку имеет в основе сходное намерение показать, что обе стороны не вооружены и не замышляют зла. В Индии «намасте» означает «я вас почитаю» и ответом служат те же слова. В Южной Африке «савубона» означает «я вижу вас». Все эти общие черты важны и говорят о многом. Человечество, похоже, пришло к заключению, что лучший способ начинать взаимодействие — это подтвердить, что все участники общения признают и уважают друг друга и никому не нанесут вреда. В известном смысле это заключенный в наших приветствиях «код доверия». Еще больше смысла этот код приобретает, если обратиться к истории. Мы не всегда приветствовали незнакомцев такими словами. В своей недавно вышедшей книге «Мир, каким он был до недавнего времени» (ТЬе World Till Yesterday) Джаред Даймон описывает мир наших предков, которые вели племенной образ жизни. В этом мире люди подразделялись на три категории: друзья, враги и чужаки. Что делать с друзьями и врагами, в общем, понятно. Главный вопрос — как поступать с чужими. Даймонд показывает, что к чужакам, в сущности, относились как к врагам, поскольку особых причин для общения с ними не было. Похоже, что свое детство человечество провело в мире, где большинство незнакомцев считались врагами. Постепенно мы создавали более сложные социальные и географические образования и уже не могли считать чужих обязательно плохими людьми, так как были заинтересованы в их помощи и сотрудничестве. Поэтому нам пришлось выработать обычаи и нормативно-правовую базу, исключающие причинение вреда, а также признать и подтвердить равенство всех участвующих сторон. Кант, например, исследовал право на гостеприимство в своем классическом труде 1795 года «К вечному миру», где постулировал право каждого человека надеяться на то, что с ним не будут обращаться как с врагом только потому, что он чужой. Следовательно, вопрос, стоящий перед нашим все более взаимозависимым миром, заключается в том, сможем ли мы и если сможем, то как найти способ наладить отношения не только с теми, кто находится в поле зрения, но и с миллиардами людей, которые живут далеко, но также являются соавторами нашей судьбы.
К счастью, у нас есть дополнительные резервы порядочности и гражданственности. Нам без конца говорят о животной природе и животном поведении человека. С детства мы видим документальные фильмы о природе, в которых животные рвут друг друга на части. По-видимому, кто-то надеется внушить нам, что естественным законом жизни является выживание любой ценой. В вузе у многих из нас был курс политической теории, изучая которую мы познакомились с работами Томаса Гоббса. Он утверждает, что человек человеку по-видимому волк, а единственный способ получить власть над зверем — это подчиниться более крупному зверю, Левиафану. Вспоминается и то, что Адам Смит советовал нам, готовя обед, рассчитывать не на благотворительность мясника и бакалейщика, а на их шкурный интерес.
Специалисты по международным отношениям громогласно обличают великие державы: они-де всегда были опасными и безответственными игроками и ничто не в состоянии помешать им оставаться таковыми в дальнейшем. И тем не менее никто не смог убедить нас в том, что люди должны вести себя как звери. Возьмите игру «Ультиматум». Там одному из участников выдают на руки 100 долларов и предлагают, чтобы он поделился с другим участником. Игра называется «Ультиматум», потому что второй участник не в состоянии повлиять на размер предлагаемой ему суммы и потому ему, по сути дела, предъявляют ультиматум. У него всего два варианта: либо принять сумму, либо ее отвергнуть. В последнем случае оба остаются ни с чем. Если бы мы все были уверены в животной натуре других людей, то было бы логично ожидать, что сумму станут заурядно делить в соотношении 99 к 1.
Первый участник сглупил бы, если бы предложил второму сумму, превышающую 1 доллар, так как его корысть заключается в том, чтобы взять как можно больше; второй участник сглупил бы, отказавшись от 1 доллара, так как это все же лучше, чем ничего. Но за те тридцать лет, что данный эксперимент проводится во всех уголках мира, было замечено, что мы поступаем совсем иначе. Соотношение составляет в среднем 55 к 45; это, конечно, не 50 к 50, но достаточно близко. Еще более показательно, что соотношение, например, 75 к 25 обычно отвергается вторым участником — поступок, казалось бы, вполне иррациональный, если бы нашим единственным жизненным кредо было только извлечение максимальной выгоды. Впрочем, многие из нас, похоже, даже готовы пострадать, лишь бы не допустить вопиющей несправедливости. Видимо, мы нутром чувствуем, насколько важна справедливость, хотя нас этому никто не учил.
У этой игры есть другая разновидность: первому участнику вновь вручают 100 долларов и говорят, чтобы он поделился со вторым, но на этот раз у второго нет права отвергнуть предложенную сумму, то есть отсутствует право вето. В этой игре, которая называется «Диктатор», соотношение сумм составляет в среднем 70 к 30, а четверть участвующих предлагают 50 долларов и даже больше, хотя наказания, предложи они 100 к О, для них не предусмотрено. Так что же происходит? Может быть, мы вовсе и не корыстные твари? К счастью, ученые не переставали задавать эти вопросы и после Гоббса со Смитом. Американский биолог, эколог, писатель Эдвард Уилсон, например, доказал, что эволюционный ресурс наличествует у эгоистичных индивидуумов, но в большей степени — у солидарных групп. Не потому ли мы противостоим явной несправедливости, невзирая на то, что порой за это приходится расплачиваться, и проявляем гораздо больше щедрости, чем свойственно закоренелым эгоистам?
Американский политолог Роберт Аксельрод решил выяснить, как без воздействия центральной власти может налаживаться сотрудничество, и разработал экспериментальные модели, которые показали, что наиболее успешными и гибкими являются стратегии, которые начинаются с сотрудничества, но включают и периоды отказа от него. Иными словами, верить в человека до определенного предела не только не глупо, но и разумно. Элинор Остром продемонстрировала, каким образом мы без участия всесильного государства налаживаем сотрудничество и ставим на место эгоистичных паразитов. За эту работу она получила в 2009 году Нобелевскую премию по экономике. Она показала, что принадлежность к одним и тем же нормативным и социальным сообществам, посещение одних и тех же кафе и баров, стремление завоевать авторитет, следуя одним и тем же правилам, создает предпосылки для обязывающих общественных договоров. Другие экспериментаторы убедительно доказали, что для нас важно мнение о нас наших коллег. Когда в одном учреждении над коробкой для взносов на общественную кофеварку прикрепили фото с изображением глаз человека, пожертвования существенно возросли. Мы научились не только отвечать взаимностью, но и учитывать точку зрения и взгляды наших коллег. Мы знаем, что не можем выживать и преуспеть без взаимодействия с коллегами. Наиболее известные доводы в пользу такой постановки вопроса приведены израильским историком Ювалом Ноем Харари. В книге «Человек разумный» (2014) он доказывает, что ни один другой представитель биологического вида не взаимодействует со столь значительным числом своих сородичей и не использует в этих целях так много гибких методов. Ни одно другое свойство человека, утверждает Харари, не способно объяснить, почему мы занимаем присущее нам место в цепочке живых существ. Может быть, именно поэтому во многих философских и религиозных учениях человечество характеризуется как взаимозависимая система.
Нобелевский лауреат премии мира 1984 года Десмонд Туту считает традиционное африканское мировоззрение «убунту» воплощением принципа «я есть, потому что мы есть». Категорический императив — ведическая категория «Васудева Кутумбакам» (Вся вселенная — одна семья), все это суть отражения соответствующего умонастроения. Существует еще один эксперимент, с помощью которого проверяются ритмы нашего настроя на сотрудничество. Это «игра в общественное благо», в ходе которой пяти или более участникам вручается по 100 долларов с условием, что любой взнос в общую копилку будет увеличен на 50%, а образовавшуюся сумму поделят поровну между всеми членами группы. Как можно заключить из игр, описанных ранее, кто-то жертвовал значительные суммы, кто-то небольшие или совсем ничего. Эксперименты показали, что в первом круге взносы составляли в среднем около трети выданной суммы. Но когда игра пошла по второму, третьему кругу и далее, добровольные пожертвования стали сокращаться. Мы готовы проявлять солидарность, но не хотим, чтобы нас дурачили: когда мы видим, что кто-то вносит меньше нас и наживается на нашей щедрости, то это противоречит нашим понятиям о равноправии и мы сокращаем взносы. Увеличить объем добровольных пожертвований и поддерживать их на определенном уровне помогли две меры: участникам было позволено наказывать (пусть и с убытком для себя) прижимистых игроков и общаться друг с другом. Самюэл Баулз и Герберт Гинтис пишут в своем исследовании «Сотрудничающий вид» (А Cooperating Species), что наши лингвистические возможности позволяют нам формулировать социальные нормы, сообщать эти нормы вновь прибывшим, привлекать внимание других к их нарушению и создавать коалиции для наказания нарушителей. Похоже, что нормы выявляются и объясняются посредством общения. Юристы и подавляющее большинство экономистов долгие годы убеждали нас в том, что нам необходимы контракты, обеспеченные правовой санкцией. Однако нам необходимо также научиться больше доверять друг другу, без чего не может функционировать ни одна система. Мыслителем, обосновавшим верховенство доверия, был Конфуций. В его «Аналектах» (XII.7) есть блестящий пассаж, в котором сравнивается важность для жизни человека безопасности, пищи и доверия. Заканчивается он утверждением, что доверие важнее безопасности и пищи, поскольку ни безопасность, ни пища не могут быть обеспечены без минимальной степени доверия. Немецкий политический философ Клаус Оффе пишет, что без доверия невозможны координация и сотрудничество, так как и то и другое предполагает существование побуждающих представлений, отношений и ожиданий. Вообразите все те многочисленные обстоятельства, в которых нам ежедневно приходится оказывать кому-то доверие: мы верим, что некто удостоверился в безопасности воды, которую мы пьем, и в том, что есть ее достаточный запас на будущее. Мы надеемся, что некто контролирует работу банков, чтобы наши вклады стоили больше, чем бумага, на которой напечатаны выписки из банковского счета. Мы верим, что самолет, на котором мы собираемся лететь, отвечает определенным требованиям и не развалится в полете. Мы надеемся, что кто-то позаботился о том, чтобы программы, по которым учатся наши дети, в достаточной степени соответствовали будущим потребностям рынка труда. Мы надеемся, что дороги, по которым мы ездим, спроектированы с учетом стандартов безопасности, что на них не будет поворотов под углом 90 градусов и что на перекрестках зеленый свет светофора не зажжется одновременно для всех автомобильных потоков. Мы ложимся спать с верой в то, что здания, в которых мы живем, выдержат напор воды при наводнении и не разрушатся при землетрясении, и что их стены сделаны не из асбеста и не насыщены радоновыми газами. В повседневной жизни мы исходим из того, что, став жертвой преступления, мы всегда можем прибегнуть к помощи полиции и суда, которые будут руководствоваться законом и нормами права, а не расчетами на личное обогащение и денежное вознаграждение. Мы надеемся, что напечатанные десятым кеглем на 27 страницах правила и условия договора на получение кредитной карты, присвоение адреса электронной почты, прокат автомобиля или открытие страницы в Facebook не являются грабительскими. Мы рассчитываем, что лекарства, которые мы принимаем, и курс лечения, который нам назначили, основаны на новейших достижениях современной медицины. Этот перечень можно продолжать бесконечно, и он никогда не будет исчерпывающим.
Международное разделение труда, лежащее в основе нашего процветания и благополучия, заставляет нас доверять все большему числу людей. Стимулирование и поддержание такого доверия — ключ к преуспеянию, а методы, которые мы можем для этого использовать, более чем очевидны. Мы должны восполнять, а не истощать ресурсы добросовестности и благопристойности. Начинать надо именно с этого. По мнению Кваме Эппайе, мы без особого труда можем согласиться с тем, что имеем определенные обязательства по отношению к другим людям; что мы не должны проявлять по отношению к ним жестокость и должны вмешаться и помочь, если их положение окажется невыносимым, и такая поддержка не потребует от нас больших жертв. Щекотливый вопрос заключается в том, есть ли у нас иные обязательства? Чтобы ответить на него, Эппайе предлагает прибегнуть к многовековой практике спасительной беседы. К этому предложению стоит прислушаться нам всем. Также не помешает избавиться от гордыни. Любое явное или неявное проявление высокомерия способно разрушить столь необходимое нам доверие и взаимопонимание. В наше время более востребованы такие качества, как любознательность и искреннее стремление к общению.

