Общая тетрадь

№ 32 (1) 2005

Почему люди ходят в школу?

Признаюсь сразу, эти заметки возникли из тех вопросов, которые я по разным причинам так и не смог задать на семинарах Московской школы полити­ческих исследований: либо выступающие были столь интересными, что хотелось больше слушать, нежели го­ворить, либо до меня не до­ходила очередь, либо разго­вор направлялся совсем в другое, но не менее инте­ресное русло. Поэтому над так и оставшимися на бумаге вопросами приходилось размышлять самому, поскольку многое из того, о чем говорится на семина­рах, касается не столько умозрительных концепций, сколько затрагивает собст­венные мысли, тревожа­щие душу чуть не каждый день: правильно ли живешь и туда ли мы идем. Прошу прощения за эту неожидан­ную высокопарность, но хо­тел бы я посмотреть на че­ловека, который мне возразит. А потом сами вопросы оказались не нужны, пото­му что в результате оказа­лось, что собирались в Школу не для этого. А для чего?

Школа стала самым глубо­ким интимным пережива­нием.

Лет десять назад встретил цитату с подобным утверж­дением из школьного сочи­нения, правда, дело в ней ка­салось Пушкина. Школа для

каждого человека — более чем серьезный стресс; это желание быть там, где близ­кие тебе люди, духовный и интеллектуальный труд, ответственность, наконец. Наверное, поэтому так рва­лись в школу многие литера­турные герои детства — от, простите, Филиппка и Пиноккио до Ломоносова, ко­торый с рыбным обозом до­шел до университета аж от самого Архангельска. Хо­чется быть лучше, знать больше, хочется понимать, мысли и переживания — не только твои личные, что есть кто-то, кто думает так же или в том же направле­нии, что и ты.

С первого же моего посеще­ния Школы зимой прошло­го года начались новые впечатления: Школа огороши­ла и озадачила. Во-первых, оказалось, что и у нас, и там, «за бугром», есть нема­ло интересных, умных, зна­ющих людей, которые не выступают мэтрами, а муча­ются теми же жизненными вопросами, которые размы­шляют вместе с тобой, хотя уже достигли каждый в сво­ем деле серьезных высот. Раньше приходилось бывать в разных странах, но часто местные спецы смотрели на прибывших каким­ то «прикладным» взглядом: уж сейчас-то мы научим этих русских демократии. Долго приходилось доказы­вать, что мы не дикари с ду­биной. Здесь такого изна­чально нет.

Почему после первого семи­нара я каждый раз снова и снова рвусь в Школу? На ра­боте при просьбе о командировке задают вопрос: а оно надо? Надо! Не говорю о том, как трудно все это ор­ганизовать, собрать деньги и людей, удержать их вни­мание, спровоцировать на дискуссию. Главное в том, что сегодня осталось незыб­лемой ценностью: общение с людьми, которые тебе ин­тересны. Это целый пласт сегодняшней политической культуры, не замшелые чи­новники, давно забывшие о том, для кого и для чего они работают и как выглядит собственная страна, а жи­вые, энергичные люди.

Видел я вашу Италию на карте — сапог-сапогом...

Не сапог! Итальянцы — ин­тереснейшие люди и собе­седники. И все остальные тоже, за очень редким ис­ключением. Не буду про их уровень жизни. Но и Россия — не лошадь, на которую по­хожа на карте. Наверное, есть люди, которые так и ду­мают, что лошадь, что все вынесет, поэтому и получа­ется «как всегда», и не слу­шают друг друга, а в резуль­тате, чего ни коснись, все плохо реализовано, что мо­нетизация, что любая дру­гая реформа...

Семинары Школы помога­ют прорвать занавес одних и тех же бесконечных об­суждений у себя в регионе, замкнутость разговоров, вырваться «над» и посмот­реть, что у других, попробо­вать понять, что делать дальше. Хорошо, если ты молод и у тебя есть Интер­нет и деньги на него. А если ты из другого поколения или живешь в глубинке и у тебя из источников инфор­мации два канала телевиде­ния? Посмотреть, как «у них», даже просто услы­шать — уже шок.

А когда видишь, как на твоих глазах впервые посетивший Школу к концу семинара начинает не просто восторгаться и задавать вопросы, а спорить и дискутировать с более чем серьезным оппо­нентом, не можешь не отда­вать должное ее атмосфере, где каждый равен в правах с другими и знает, что его мне­ние будет услышано.

Конечно, часто бывает, что западные гости знают мень­ше о реальностях россий­ской глубинки, но для них это тоже школа, они не мен­торы, общение позволяет им скорректировать свои взгляды, и это тоже очень важно.

Может ли Школа изменить мировоззрение?

Если оно уже сформирова­лось — вряд ли. Сформиро­вать — да! Но для этого надо пропускать через такие школы всех российских мо­лодых людей, чтобы они по­няли, что мир не ограничи­вается их малой родиной. С другой стороны, Школа да­ет уникальную возможность сверить свои взгляды на мир, политику, общество, проверить свои идеи. Каж­дый ее семинар — это некий допинг, толчок: не сиди, сло­жа руки, двигай то, что ты хотел сделать, ты тоже ва­жен в этом мире, без тебя его картина будет непол­ной...

Не берусь говорить за поли­тиков, но карельские журна­листы и редакторы, побы­вавшие на семинарах Шко­лы, как-то по-другому начинают смотреть на мир, свободно дискутируют дома. Желающих попасть сюда прибавляется, даже обижа­ются, если забыли, не взяли, подавали заявку в январе, а записали на декабрь.

В силу своих профессио­нальных обязанностей в пресс-службе карельского правительства и журналист­ской профессии мне прихо­дится все время быть на сты­ке двух миров: власти и прес­сы. Опыт этот, надо сказать, более чем интересный.

Чиновники — не монстры (хотя бывают и исключе­ния, но это от плохого вос­питания), они живые люди, им свойственно сомневать­ся, ошибаться, совершать плохие поступки, они так же боятся признать собственную неправоту, выгля­деть смешно или глупо. От этого — новые ошибки, метания, непоследовательность, им тоже надо помо­гать оставаться людьми, иначе они сдуреют в своей тусовке и действительно за­будут о человеке. Но они, «зашиваясь на работе», ред­ко ездят на подобные семинары, хотя стоило бы.

Так и живу уже седьмой год: на службе пресс-релизы, после работы или в выход­ные — интервью, телеэфи­ры, аналитика или статьи «для души», преподавание у молодых журналистов в университете. Кто-то на семинаре в Голицыно спраши­вал: как сохранить себя, ра­ботая пресс-секретарем? Да только одним способом: подписывать пресс-релиз своей фамилией! Отвечать лично за каждое слово, а не прикрываться удобным выражением «пресс-служба». Писать дома в стол, если публиковать написанное не позволяет корпоративная этика, не бояться высказы­вать собственное мнение. Те, кому это не нравится, оценивают пресс-релиз с точки зрения журналисти­ки, а передачу с точки зре­ния пиара. Молодежь на лекции задает каверзные вопросы о том, как оцени­ваю ту или иную статью. Для профилактики дал им газету, первый попавшийся номер: посчитайте, сколько материалов в ней спровоци­ровано пресс-службами? На­шли половину, но в номере их число доходило до 30-ти! После этого последовал долгий разговор о призва­нии журналиста. Грех не дать другим людям поразмышлять над тем, над чем думал вместе с другими сам.

Так в чьих же руках градус­ник?

Одна из наиболее замеча­тельных черт Школы — про­вокация в самом хорошем смысле этого слова. Прово­кация к размышлению, сопереживанию, поиску вари­антов развития. Этой спо­собностью обладает чуть не половина выступающих.

Кажется, Чехов в свое вре­мя писал о миссии писателя (не ручаюсь за точность): «Человека ведут в тюрьму, а литератор говорит, как ему плохо будет в тюрьме... Литератор должен научить, как бежать из тюрьмы». Эти слова более чем применимы к журналистике. По призванию журналист — тот же врач (если, конечно, он не ограничивается репортер­ской деятельностью и сооб­щением новостей). Он дол­жен вовремя и точно поста­вить диагноз и сообщить его обществу и власти. Толь­ко тогда возможен переход к гражданскому обществу, о котором ведется столько разговоров. Сегодня, к ве­ликому сожалению, в массе своей (за редкими замечательными исключениями) журналисты поверхностно судят о больном, главное — новость, ведь завтра она бу­дет другой. Поэтому от них и отмахиваются, как и от политиков, готовых часто вообще говорить о чем угодно в любом шоу. И те и другие легко идут на служ­бу к власти, олигархам, к кому угодно и профессио­нально имитируют любой диагноз и даже процесс ле­чения. А общество в этой ситуации находится в таком «залеченном» и перекорм­ленном таблетками состоянии, что, услышав еще что­ то, легко меняет точку зрения на противоположную.

Такое водится не только за обывателями, но и за депутатами, работниками аппаратов власти.

Если же вы здоровы, то по­сле просмотра десятка кана­лов, у вас поднимется тем­пература. В результате вы стопроцентно придете в соответствие с поставленным диагнозом. Если еще не про­бовали — пульт вам в руки. Нет, конечно, если вы попадете в «нужный» момент на «нужный» канал, то вам скажут: все в порядке, у вас нормальная температура, в «Багдаде все спокойно». Но это бывает редко.

Похоже, я тоже становлюсь провокатором. Спасибо Школе. Но то, что более сотни журналистов и работ­ников пресс-служб задума­лись вместе о судьбе и мис­сии журналистики, — нема­лое дело.

Не знаю, в каком мы сего­дня классе. Россия еще учит­ся «творческой демокра­тии», о которой некогда пи­сал философ Иван Ильин. Учеба только началась и не закончится до тех пор, пока демократические институ­ты не проникнут в самую глухую деревню. А пока, ес­ли вы помните из истории, крестьяне на Дальнем Вос­токе узнали, что сбросили царя, этак году в 23-м...

И вы еще спрашиваете, за­чем люди ходят в школу?